- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (16) »
Живет рыба-щука,
Белая белуга.
4. Белая, белая,
Санечка милая, эх!
По бережку ходила,
Бел-рыбу ловила.
5. По бережку ходила,
Бел-рыбу ловила, эх!
Где бы младе сести,
Белу рыбу съести?
6. Где бы младе сести,
Белу рыбу съести, эх!
Сяду я, присяду
К зеленому саду.
7. Сяду я, присяду
К зеленому саду, эх!
Ище пересяду
На луг, на долинку.
8. Ище пересяду
На луг, на долинку, эх!
На луг, на долинку,
Дружку на тропинку.
9. Садилась на лужок,
Плела милому венок, эх!
Не успела сплесть веночек —
Едет милый из лесочка.
10. Не успела сплесть веночек —
Едет милый из лесочка, эх!
Куды мил не едет —
Все ко мне заедет.
11. Куды мил не едет —
Все ко мне заедет, эх!
В саночки посадит.
К городу прокатит.
12. В саночки посадит,
К городу прокатит, эх!
Город — не деревня,
Самарска губерня.
Мама говорила, что все это песни ее дедушки Микиты, моего прадедушки — его я не помню. Мама рассказывает, что он уж больно любил петь. Поет, поет, бывало, пляшет, пляшет, похлопает себя по карманам да и скажет: «Пойте, пойте, у меня еще полные карманы песен!» Иногда на концертах задают мне вопросы о чувстве Родины. У меня оно начинается именно с песен матери. Это конкретное чувство — любовь к земле, на которой родился и вырос, к людям, с которыми живешь, к нашим песням. Народные песни надо петь и слушать, как великую поэму о жизни русского народа. И когда я слышу, что народная песня уже в прошлом, что современный человек не воспринимает ее, мне становится горько. Да разве могут быть не современны песни удивительной смоленской песенницы Аграфены Ивановны Глинкиной? Хотя бы вот эта — «А сыня, мой сыня».
1. А сыня, мой сыня,
Сыня мой любимый[1],
2. А кто ж тебе, сыня,
Меж из трех любимей?
3. Аль теща, аль женка,
Аль родная мати?
4. — А теща мне мила,
Мила для заезда.
5. А женка мне мила,
Мила для совета.
6. Ты мне, моя мати,
Матушка родная.
7. Носила, болела,
Родила, умирала.
8. И темную ночку,
Ночку не высыпала.
Или на эту же мелодию:
1. А коня мой, коня,
Коня мой вороный,
2. А что же ты, коня,
Скучный, невеселый?
3. А что тебе тяжка
Аль моя запряжка?
4. — Не тяжка, не тяжка
Мне твоя запряжка.
5. А тяжка мне, тяжка
Частая запряжка.
6. А сам же ты сядешь
За тесовый столик,
7. Меня ты привяжешь
За дубовый столбик.
8. Тебе, молодому,
Мед, вино не пьется.
9. А мне, вороному,
Сено не кладется.
А кого не может тронуть вот эта песня, которую тоже пела А. Глинкина? Называется она «Горе мое, горе».
1. Горе мое, горе[2],
Горюшко большое.
2. Если б к этому горю
Родна матушка пришла.
3. Говорила б я с нею
А всю ночку до свету.
4. Посоветый мне, мати
Али тута мне жити?
5. Али тута мне жити,
Аль прочь отойтити?
6. — Живи, дочка, живи,
А как я проживала.
7. Расти, дочка, детей,
А как я узрастила.
8. Ходи, дочка, в гости,
Пока матушка жива.
9. Пока матушка жива,
Дороженька мила.
10. А как матушка умрет,
Дорожка зарастет.
11. Зарастет дороженька,
Зарастет широкая
Травой-муравою,
12. Травой-муравою,
Рощей зеленою.
Вечны и велики эти песни, как любовь матери к детям. Помню, как в детстве в праздники собирались в нашем доме родные и пели не такие уж давние песни: «Хаз-Булат удалой», «Скакал казак через долину», «Липа вековая» — ее особенно любил мой отец, Сапогов Андрей Федорович. Умер он рано. Но как сейчас помню его склоненную седую голову, когда он начинал красивым сильным голосом: «Липа вековая над рекой шумит...» Песню подхватывали уверенные голоса родных, и она лилась, лилась бесконечно. И было мне жалко девушку, которая «спала под землею». Мама говорила, что и полюбила-то отца за песни: «Выйдет, бывало, запоет — на все село слышно!» И сейчас, если звучит «Липа вековая» по радио, мама с гордостью говорит: «Отцова песня-то!» Стараюсь лишний раз поставить пластинку с записью Л. А. Руслановой, которую люблю неизменно. Может быть, наше военное детство не понять без песен этой великой русской певицы. Может быть, кто-то считает ее пение самым обыкновенным, но моя душа всякий раз, когда слышу Лидию Русланову, обливается волною то ли грусти, то ли восторга. Из родного села Бряндино Ульяновской области я уехала, когда мне было 14 лет. И где бы я после ни жила, какие бы песни ни пела, ближе тех, что слышала в детстве, все-таки не было и нет. Несколько лет назад приехала я на гастроли в Ульяновск, где живут многие мои родственники и земляки. Конечно же, пришли на мой концерт. Как я волновалась! Днем в гостиницу позвонила Анна Алексеевна Терешина. Она была директором сельской школы, в которой я училась, и вела историю. В те поры мы благоговели перед учителями. И сейчас, когда услышала (через столько лет!) такой родной и требовательный голос, все всколыхнулось во мне, я снова почувствовала себя школьницей. После концерта собрались дома у Елены Петровны Кругликовой — это моя любимая тетя — и пели наши песни. Не знаю, с
