на лужу, а завтра его не станет…

— Будут первые последними и последние первыми! — непонятно сказал Пётр и передал воду девушке.

Та смутилась — злиться не было повода, а радоваться училка, наверное, не умела.

— Спасибо, — наконец выдавила она.

— Сам выложишь, что стащил, или к полицаям вести? Тут недалече, — Саныч крепко держал за плечо парнишку, впрочем, тот не спешил убегать.

— Не брал я ничего! — парень вывернул карманы, из них посыпались скорлупки от семечек, монеты, связки ключей. — Думаете, шпана подзаборная, да? — Глаза обиженно сверкнули, он подобрал мелочь, поискал по карманам, добавил пару купюр и с вызовом бросил Любаше: — И мне бутылку!

В голове Любаши начался шторм. Что ж это будет, а? Немеющей рукой она взяла деньги, сняла со стеллажа воду. Парень нетерпеливо выхватил бутылку, протянул её Петру.

— Не откажусь! — тот откупорил и сразу с охоткой отпил. — Эх, тяжёлая смена выдалась…

«Как же они втроём-то на скамейке поместятся?» — терзали Любашу ненужные заботы. Она старалась не поднимать головы, чтобы не смотреть в глаза. Эти прощальные взгляды потом не давали покоя. Вспоминаешь, видишь во сне, а ничего уже не сделать. Саныч, тот вообще уткнулся в кроссворд, отгородился газетой.

Покупатели уходить не спешили. Они изучали прилавки, морщили лбы, брали буханки хлеба, клали на место. Покупать больше не будут — Любаша знала по опыту. Чувствуют, что-то происходит, не могут понять что. И не расскажешь.

Наконец вышли. Сквозь стеклянную витрину было видно: сели на скамейку, неловко посмотрели друг на друга и уставились на лужу.

— Любаня, они ж бутылками поменялись! — подскочил с табуретки Саныч.

— Ну и шо? — передернула плечами Любаша.

— Кто ж его знает, шо или не шо! — растерянно протянул Саныч и снова опустился на табуретку.

«Что ты когти распускаешь над моею головой? Иль добычу себе чаешь, чёрный ворон, я не твой!» — надрывно тянул проигрыватель.

Сложив руки на груди, Любаша подошла к витрине. Двор проглотила темень, лишь масляным пятном лежала на небе луна, бросая скупой свет на три силуэта. И будто негодуя на эту ночь и темноту, истошно лаял бездомный пёс Рыжик.

ТРОЕ

Парень отпил из бутылки, поставил её возле скамейки рядом с пустым ведром. Достал из кармана джинсов мятую сигарету, чиркнул зажигалкой, метнул любопытный взгляд в сторону девушки. Подскочив со скамейки, та схватила сумку. Выпала мимоза — яркое пятно на сером асфальте.

— Я спешу, меня ждут… — и, противореча себе, девушка оглянулась, будто не смея уйти без разрешения.

Парень спокойно курил, а Петр задумчиво бросал в воду невесть откуда взявшиеся в руке камешки.

— Думаешь, уйдёт? — спросил парень.

Пётр не ответил, подобрал мимозу.

— Было дело, одна женщина решила так покончить с одиночеством. Это не маргаритки случайно? Вечно путаюсь в названиях, — он протянул девушке букет. — Кстати, как вас зовут?

Смутившись, она торопливо спрятала букет в сумку, вернулась к скамье.

— Надя, — девушка уже справилась с волнением, голос прозвучал жёстко.

— Привет, Надюха! А я Димон! — парень расплылся в улыбке и подмигнул ей.

— Пётр, — сказал мужчина, хоть его имени никто и не спрашивал.

Димон обернулся к Петру, но быстро потерял интерес и снова обратился к девушке:

— А ты чего такая серьёзная?

— Вам с рождения рассказывать или последних пары лет хватит? — Надя провела рукой по волосам, поправляя несуществующие изъяны прически.

— Да ты не рассказывай. Ты улыбнись.

— Нет повода, — отрезала Надя.

— А я чем не повод? — искренне удивился Димон. — Вот сейчас возьму и на свиданку приглашу! Только сначала придумаю, где бабки взять…

— Что же вы на воду в моей сумке позарились? Надо было сразу кошелёк тащить, — подсказала Надя.

— Не, я нормальный пацан! Кошелёк бы вытащил у него! — он кивнул на Петра.

— И сколько вам не хватает для полного счастья? — обыскав мятый плащ, Пётр вынул из внутреннего кармана внушительную пачку.

— Штука баксов! — прищурился Димон.

Мужчина отсчитал хрустящие новизной бумажки, протянул парню.

— Движ-париж! Реальные бабки?! — Димон просиял, но быстро потух. — Не, чувак, на, — он вернул деньги. — Не нужны они мне.

Резко поднялся и направился к луже. Вода заволновалась, лизнула стёртые носки кроссовок.

— Вот и дурак, — тихо сказала Надя. — Кто теперь меня на свидание поведёт?

Димон сделал шаг назад, развернулся, с горечью произнёс:

— Вот он и поведёт! — указал на Петра. — На кой я тебе сдался…

Надя поёжилась, подошла к луже, застыла рядом с Димоном. Пётр скривился и, будто нехотя, последовал общему примеру. Ступил на размякшую от влаги землю.

— Он умер месяц назад, — парень не отрывал взгляд от тёмной бурлящей воды, — брательник мой. Снаркоманился до ящика. Я и воровать начал для него. Стёпка меня поколачивал — чтоб на дозу носил, учил закладки делать. А потом на больницу, лекарства… Но теперь не помню, как колотил. Помню, как на великах с горы… Как по катакомбам… Как за меня стоял перед дворовыми… Глаза его помню. У меня тёмные, а у него светлые. Всю жизнь завидовал…

Лужа надула пузырь, и тот с громким хлопком лопнул. Надя вздрогнула.

— А я папу похоронила. Полгода как. Кажется, просто вышел в другую комнату. На кладбище — это ж не он был. И стук земли по крышке гроба… Нелепый обычай… Мы часто ссорились. Но мне не хватает этой войны, мне не хватает его… А вокруг белки по соснам скачут. Уборщица орёт на собак, могилы они разрывают, работу ей портят. Понимаете, всем всё равно! А я не живу, я только назад оглядываюсь, — девушка наконец отвернулась от воды и тут же вскрикнула, — Пётр, стойте!

Мужчина с отрешённым видом шагнул в лужу, провалившись по колено в трясину. Надя едва успела ухватить его за плащ, резко потянула на себя.

— Дима, да помогите же мне!

Парень встрепенулся, сбрасывая оцепенение, и с немалыми усилиями они выволокли Петра на сухую дорожку, усадили на скамейку.

— Яма глубокая, — бормотал Петр, — я и не думал.

— Почему они до сих пор её не осушили? — вяло возмутилась Надя. — Завтра же напишу жалобу на эти отва…това… отравы!

— А ты уверена, что завтра будет? — ухмыльнулся Димон.

— Что вы так на меня смотрите? — Надя переводила взгляд с Димона на Петра и не понимала, не хотела понимать выражения их лиц.

— Я тут давненько околачиваюсь, — Димон запустил руку в волосы, помолчал. — По всему выходит — клятое место, народ здесь пропадает, не спрашивайте как. Но все они хлещут это, хрен знает что за пойло, а потом сигают в лужу. С концами.

— Но можно же не сигать! —