общем-то, почему: ну да, одному в незнакомом мире… голому и безоружному… однако в джунглях Новой Ойкумены будто бы не водилось тварей по-настоящему опасных для хорошо тренированного взрослого человека. Особенно для родившегося и выросшего в суровых условиях Антитерры. И тем не менее… с пяти-шестиметровым крокодилом он вряд ли справится… да, ещё не было зарегистрировано ни одного случая нападения местного крокодила на человека… и сапы их вроде бы не боятся… но…

…наглядной иллюстрацией опасений Петра явилась высунувшаяся недалеко от кормы лодки полутораметровая чёрно-зелёная башка. И широко распахнула усаженную белыми треугольниками зубов хищного вида пасть. Растерявшийся ксенобиолог, забыв и о полугодичных специальных тренировках, и о четырнадцати годах обучения на биофаке, и обо всём своём девяностосемилетнем жизненном опыте, ухватился за толстую ложноветку и, как по канату, забрался по ней метров на шесть, к основанию отходящего от ствола воздушного корня. С ловкостью уступающей, конечно, ловкости Иньша, но наверняка превосходящей ловкость земных матросов парусного флота. И здесь наверху, оседлав опору и спиной привалившись к стволу, успокоился и устыдился своего детского поведения: надо же! Словно какой-нибудь первоклашка при виде снежного волка! А всё потому, что голый. Стало быть беззащитный. Дикарь дикарём… вроде сапа… ну да, нашёл, понимаешь ли, дикарей…

Эти размышления Петра были прерваны Иньшем, явившимся бесшумно и неожиданно. Глянув на торчащую рядом с лодкой крокодилью голову, сап что-то тихо просвиристел — страховидная рептилия сразу же растворилась в чёрной, невидимой сверху воде. Соскользнув по корневетке в лодку, Иньш жестом пригласил Петра последовать его примеру. С чем ксенобиолог успешно справился, хотя далеко не с той быстротой, с которой немногим раньше взлетел наверх. Сап взял весло, и лодочка вновь заскользила в зелёном сумраке, ловко лавируя между коричневато-серых тянущихся вверх воздушных корней, псевдостволов и свешивающихся ложноветок.

С появлением Иньша тревога, внезапно овладевшая Петром, значительно уменьшилась, однако не рассеялась полностью, и сейчас, удобно устроившись на кормовом сиденье, ксенобиолог размышлял о том, почему сап так заметно обеспокоился, услышав плеск чужого весла. И принял все меры, чтобы не попасть на глаза проплывающим мимо путникам. Нет, с точки зрения земного дикаря — для которого всякий чужой почти обязательно враг — поведение Иньша было вполне естественным: спрятаться, переждать, разведать и, выяснив кто и с какими намерениями приближается к нему, напасть, убежать или вступить в переговоры. Вот только… сапы никоим образом не являлись земными дикарями!

За десять лет, со времени их открытия, у аборигенов Новой Ойкумены люди не обнаружили не только никаких следов каннибализма или жертвоприношений особей своего вида, но и хоть сколько-нибудь кровавых конфликтов. Что не могло не удивлять: столь низкого уровня агрессивности, исходя из опыта становления не только человеческой цивилизации, но и нескольких других, открытых землянами в ходе Второй Звёздной Экспансии, следовало ждать на несравненно более высоком уровне нравственного развития — значительно превосходящем достигнутый к этому времени видом Homo sapiens. А никак не у голых дикарей. Которым полагалось если не кушать друг друга, то в бесконечных войнах с увлечением отрезать головы, снимать скальпы, насиловать, грабить, жечь. А вот, поди ж ты: не грабят, не насилуют, не снимают, не отрезают, не кушают. Во всяком случае, в мало-мальски широком, заметном со стороны масштабе. Почему? И чего тогда, заслышав плеск чужого весла, так испугался Иньш?

Петру страшно хотелось сейчас же расспросить сапа о причине его испуга — увы, сейчас это было невозможно: вернувшись из разведки, Иньш показал жестом, что им следует сохранять молчание. А так как на распространённом у аборигенов языке мимики и жестов ксенобиолог мог изъясняться в крайне ограниченных пределах, нечего было и думать узнать у сапа, что именно его встревожило. Однако голому, безоружному Петру знать хотелось сейчас же, не откладывая в долгий ящик, и он, почти не надеясь на успех, решил попробовать…

Максимально расслабив тело, ксенобиолог стал рассредоточивать сознание — необходимое условие для телепатической связи. Вообще-то телепатом Пётр был не ахти каким, но некоторые способности всё же имел: во всяком случае, на протяжении всех пяти дней путешествия ему удавалось поддерживать связь с находящимся на базе мощным экстрасенсом Ван Юем. На что, собственно, он и надеялся, удаляя из-под кожи идентификационную капсулу: если Ван Юй сможет телепатически следить за его перемещениями, то помощь при необходимости прибудет через пятнадцать-двадцать минут. Более того, если этих пятнадцати-двадцати минут у него не будет, со стационарного спутника может последовать мгновенный нервно-психический удар, в радиусе полутора километров парализующий всё живое. Его, правда, парализующий тоже: что впоследствии, когда тело и сознание начнут отходить от шока, доставит несколько минут не совсем приятных ощущений. Так что, если телепатическая связь с Ван Юем не оборвётся, его эскападу можно считать не выходящей за границы разумного риска. Не зря очень осторожный начальник их исследовательского отряда Поль Камю дал на неё согласие. Если не оборвётся связь… и если забыть об умолкших капсулах Мгновенной Связи у семи пропавших разведчиков… будто бы неуничтожимых капсулах…

Как и следовало ожидать, из затеи пообщаться с сапом телепатически у Петра ничего не вышло — несмотря на то, что на этот раз ксенобиологу так удалось рассредоточить сознание, как никогда прежде. Ему даже стало казаться, будто он воспринимает ощущения и предмысли некоторых прячущихся поблизости неразумных теплокровных созданий — только не своего спутника. Вся ментальность которого будто бы находилась за глухой непроницаемой стеной. И Пётр, мысленно почувствовав эту стену, понял, что сумел коснуться барьера, который, по словам трёх-четырёх самых выдающихся телепатов, напрочь отгораживает сознание сапов от какого бы то ни было проникновения в него со стороны людей.

Да, если бы у землян и всех отпочковавшихся от них колонистов уровень телепатического общения не прозябал в настоящее время где-то между искусством, наукой и магией, являясь дисциплиной почти мистической, то эта особенность аборигенов Новой Ойкумены должна была бы насторожить антитеррианских исследователей — увы, не насторожила почти никого. И Петру с Ван Юем добиться от главы их миссии Поля Камю разрешения принять предложение сапов и для