Вы многое услышите, если останетесь жить здесь и свыкнетесь с обычаями острова. В общем, мистер Ли, у нас с Иверсеном был уговор. Тот, кто «уйдет» первым, попытается предупредить другого. Видите ли, мистер Ли, я получил предупреждение Иверсена меньше, чем за час до того.

Я сидел здесь, на галерее, часов до десяти. В том самом кресле, где сейчас сидите вы. У Иверсена был сердечный приступ. Я видел его в тот день. Он выглядел, как всегда, когда оправлялся от приступа. Даже хотел вернуться утром на работу. Никто из нас, я уверен, и не подумал, что все может прекратиться внезапно. Мы даже о соглашении не упоминали.

Было около десяти, когда внезапно я услышал, как Иверсен идет через двор к дому, по гравийной дорожке. Ему довелось бы, очевидно, пройти через ворота с Конгенгаде — Королевской улицы, как ее сейчас называют, — я четко слышал его тяжелые шаги по гравию. Он слегка хромал. Сильный хруст, потом слабый, пум-пум-пум-пум — старина Иверсен во плоти, эти шаги не спутаешь. Луны той ночью не было. Убывающий полумесяц должен был показаться часа через полтора, но в тот момент в саду стояла кромешная мгла.

Я поднялся из кресла и вышел на ступеньки. По правде сказать, мистер Ли, я подозревал — есть у меня к такому способность, — что это не сам Иверсен, как бы сказать? Где-то у меня мелькнула мысль, что это Иверсен пытается выполнить уговор. Инстинкт заверил меня, что он только что умер. Не могу объяснить, откуда я знал, но так все и было, мистер Ли.

И я ждал, сидя вон там, за вами, наверху лестницы. Шаги быстро близились. У подножия ступенек, вне тени кустов гибискуса, было немного светлее, чем дальше на лужайке. А еще доходил слабый свет от лампы внутри дома. Я знал, что если это был Иверсен, собственной персоной, то я должен был увидеть его, когда шаги миновали глубокую тень кустов. Я сидел молча.

Шаги дошли до этой точки и двинулись дальше. Я уставился во мглу, но ничего не видел. И тогда я понял, мистер Ли, что Иверсен умер, и сдержал наш уговор.

Я вернулся сюда, сел в кресло и стал ждать. Шаги начали подниматься по ступенькам. Они приближались по полу галереи, прямо ко мне. И остановились здесь, мистер Ли, прямо за мной. Я чувствовал, что Иверсен стоит здесь, мистер Ли.

Мистер Да Сильва указал на пол своей тонкой элегантной рукой.

— Внезапно в мертвой тишине я почувствовал, как волосы на голове встали дыбом. Мурашки забегали по спине, мистер Ли. Я трясся, как от малярии, сидя здесь, в этом кресле. И я воскликнул: «Иверсен, я понял! Иверсен, мне страшно!» Мои зубы стучали, как кастаньеты, мистер Ли. Я сказал: «Иверсен, пожалуйста, уйди. Ты сдержал уговор. Прости, но мне страшно, Иверсен. Плоть слаба. Я не боюсь тебя, Иверсен, старина. Но ты же понимаешь, дружище! Это не обычный страх. Мой ум в порядке, Иверсен, но я в жутком смятении, так что уходи, пожалуйста, старина».

Как я и сказал, мистер Ли, стояла тишина, пока я не заговорил с Иверсеном — ведь шаги остановились рядом со мной. Но сказав это, попросив друга уйти, я почувствовал, что его сразу не стало, и я знал, что он понял, что я имел в виду! Вот так внезапно, мистер Ли — словно и не было никаких шагов, если понимаете, о чем я. Это сложно выразить словами. Смею сказать, что будь я одним из рабочих — уже бежал бы на полпути к Кристианстеду, мистер Ли, но я был не настолько напуган, чтоб не постоять за себя.

Когда я немного овладел собой, дрожь прошла, мурашки уже не бегали по позвоночнику, я поднялся, чувствуя себя измученным, мистер Ли. Это было изматывающе. Войдя в дом, я выпил немало французского бренди, и мне стало лучше, я почти стал самим собой. Взяв фонарь «летучая мышь», я зажег его и вышел на тропинку, ведущую к воротам на Конгенгаде. Я кое-что желал увидеть там, в конце сада. Хотел увидеть, были ли заперты ворота, мистер Ли. Они были. Большой железный засов, замеченный вами, был на месте. Им запирали старые ворота еще в восемнадцатом веке, мне кажется. Я и не думал, что кто-то открывал ворота, мистер Ли, но теперь я знал. На гравии не было следов, мистер Ли, я смотрел тщательно. Следы метлы, которой слуга промел дорожку, возвращаясь от запертых ворот, были не потревожены, мистер Ли.

Я был удовлетворен и уже ничуть не боялся. Я вернулся сюда и сел, размышляя о давней своей дружбе со стариной Иверсеном. Печально было знать, что я уже не увижу его живым. Он больше не зайдет после обеда, поболтать за сластями. Около одиннадцати я зашел в дом и начал готовиться спать, когда в парадную дверь постучали. Видите ли, мистер Ли, я сразу понял, что это значит.

Я пошел к двери в рубашке и панталонах и чулках, неся лампу. Электричества в те дни у нас не было. В дверях стоял слуга Иверсена, молодой парень лет восемнадцати. Он был полусонный и очень расстроенный. Уставился на меня и молчал.

«Что такое, дружок?» — спросил я парня.

«Мистресс Иверсен послала до вас, сэр. Пойдите к нам в дом, пожалуйста. Мистер Иверсен умер, сэр».

«Во сколько умер мистер Иверсен — ты слышал, дружок?»

«Не знаю, во сколько именно, сэр. Миссис Иверсен разбудила меня, я спал в стойле и послала — позови, грит, пожалуйста. Думаю, с час назад он умер».

Я вновь обулся и оделся, как следует, прихватил трость из берхемии — я дам вам такую, это упругие палки из лозы, полезная вещь темной ночью, и пошел с мальчишкой к дому Иверсена.

Когда мы почти дошли до Моравской церкви, я заметил кое-что впереди, у обочины. Было где-то 11:15, на улице было пусто. Увиденное побудило меня кое-что проверить. Я остановился, сказать пареньку бежать вперед и сказать миссис Иверсен, что я скоро приду.

Мальчишка потрусил вперед. Он был чисто черный, мистер Ли, но он пробежал мимо увиденного мной, ничего не заметив. Вильнул чуть в сторону и, думаю, слегка ускорил шаг, пробегая мимо, но и все».

— Что вы увидели? — спросил, прервав его, мистер Ли. Он говорил, едва дыша. Его левое легкое еще далеко не излечилось.

— Повешенных джамби, — ответил мистер Да Сильва своим обычным тоном.

— Да, на обочине дороги было три джамби. Об таких упоминалось в «Истории» Стюарта МакКана. Может, она вам попадалась, а?

И так без опоры болтались они.

Пугая прохожих, свисали ступни.

— В той истории есть еще одна строчка, — продолжил он, улыбаясь, — которая описывает типичную группу Повешенных Джамби: девица, мальчишка и карга. Да, там были обычные три джамби, явно висящие в воздухе. Было не особо светло, но я мог разглядеть мальчишку лет двенадцати, юную девушку и увядшую старуху — ее автор «Истории» Стюарта МакКана и обозначил словом «карга». Он, кстати, сам мне говорил, мистер Ли, что про ступни у своих джамби помянул только ради удобной рифмы — поэтическая вольность! У Повешенных Джамби ступней не было. Это