натурой»⁹. Для Кручёных Одесса не замыкалась на одном училище. Он жадно впитывал всю её пёструю и многообразную жизнь – от суетливого и весьма специфического, неповторимого одесского быта до весёлых развлечений и даже встреч с «политическими». Поддавшись вихрю первой русской революции. Кручёных, по его свидетельству, принял в ней некоторое участие и даже был арестован. Подтверждающих это документов нам обнаружить не удалось. Любопытные сведения содержатся в «свидетельстве о благонадёжности» Кручёных, выданном секретным столом канцелярии Херсонского Губернатора 22 августа 1907 г., где сообщалось, что он «ни в чём предосудительном не [был] замечен, под судом и следствием не состоял и не состоит и к дознаниям политического характера не привлекался»¹⁰. Сам же Кручёных писал, что по выходе из полицейского участка он предпринял выпуск серии литографированных портретов «вождей революции» (экземпляров этого издания нам обнаружить не удалось). Это было уже в 1906 г., когда он, окончил училище с дипломом учителя «рисования и чистописания в средних учебных заведениях»¹¹ и вернулся в Херсон, где тотчас поступил на службу.

Воспитанный в традициях богемы, насквозь проникшийся ею, Кручёных принёс её демократизм и в стены еврейского женского профессионального училища, куда был принят учителем рисования. По иронии судьбы, единственным сохранившимся свидетельством о его первом месте службы является жёлчный, а местами и откровенно пошлый фельетон в местной газете «Родной край»¹², в котором молодого учителя бичевали за то, что службу он «посещал самым неаккуратным образом, или, вернее, совсем не посещал», а администрация училища «всё это наблюдала и не предпринимала никаких мер к тому, чтобы заставить учителя или исполнять свои обязанности, или предоставить место более добросовестному человеку». Автор фельетона привёл и любопытную портретную характеристику своего героя: «Художник он только с внешней стороны: носит пелерину, клетчатые брюки, шляпу с широкими полями. Особенно он напоминает собой „свободного художника“ своими крайне развязными манерами». Далее сообщалось, что молодой учитель «уже тяготится» званием учителя рисования, «почему решил „перейти в поэты“. Сам старается говорить рифмой и своих учениц заставляет делать то же. На улице дети встречают своего учителя не обычным приветствием, а: „Откуда умная бредёте вы, голова?“»

Действительно, Кручёных не собирался долго задерживаться в Херсоне и 26 июля 1907 г. подал в Московское Училище живописи, ваяния и зодчества прошение о зачислении его «в натурный класс, или, в случае неимения там вакансии, в низший класс, где таковая имеется»¹³. И хотя в Училище он принят не был, осенью всё же прибыл в Москву в надежде осуществить-таки юношескую ещё свою мечту стать «свободным художником». Вскоре по приезде в Москву Кручёных стал сотрудничать в популярном юмористическом журнале «Будильник», еженедельнике «Весна», в «Московской газете» и других изданиях, а в 1908 г. прославился выпуском серии шаржей и карикатур «Вся Москва», где фигурировали, преимущественно, писатели, художники, учёные. Экземпляров этого издания обнаружить не удалось, однако сведения о нём содержатся в воспоминаниях Кручёных «Наш выход» и «Жизнь будетлян», а также в небольшой заметке в «Херсонской Газете Копейка»: «В 1908 г. Кручёных, по предложению московского издательства „Децете“, написал целый ряд открыток „Вся Москва в карикатурах“, в числе которых были карикатуры на многих известных московских писателей и художников. Издание имело колоссальный успех.»¹⁴

Кручёных упорно искал себя в искусстве и в жизни. То. что ему удалось довольно удачно сотрудничать в московских популярных изданиях, придавало сил и уверенности, однако он совсем не собирался навсегда посвятить себя шаржу и карикатуре. Тем более, что в Москву он приехал с целью начать публицистическую, а там – и полноценную литературную деятельность, о чём говорил друзьям ещё в Херсоне. Последнее осуществить было совсем непросто, нескольких «особых идей» оказалось для этого явно недостаточно. Оставалось работать и ждать своего часа.

В этот нелёгкий для себя период, перед поездкой в Москву. Кручёных познакомился с художником и поэтом Давидом Давидовичем Бурлюком (1882–1967), которого раньше знал только по его картинам. Надо сказать, что в различных вариантах своих воспоминаний и биографий Кручёных называет разные даты своего знакомства с Д. Бурлюком. имевшем огромное значение во всей последующей его жизни. Вероятней всего, что они познакомились именно во второй половине 1907 г., когда большая семья Бурлюков переехала на жительство в главную экономию имения графа А. А. Мордвинова в Таврической губернии, где глава семейства. Давид Фёдорович Бурлюк (1856–1915). стал работать управляющим. Главная экономия располагалась рядом с селом Чернянкой (она отделялась от него высокой глинобитной – «крепостной» – стеной), находившемся неподалёку от города Каховки и. примерно, в 140 км на северо-восток от Херсона. Главная экономия не имела официального названия, почему её часто, для удобства, называли Чернянкой. Кроме того, с 1907 по 1914 гг. Бурлюки также снимали в Херсоне, в одном из доходных домов местного крупного судовладельца С. И. Волохина, квартиру, с чудесным видом на Днепр с небольшого аккуратного балкона второго этажа. В разные годы в их херсонской квартире и в Чернянке бывали В. Хлебников, В. Маяковский, Б. Лившиц, М. Ларионов и другие видные представители русского авангарда.

Между Кручёных и Д. Бурлюком сразу же возникли дружеские отношения, которые укреплялись нередкими встречами в Херсоне и Чернянке, где Кручёных любил подолгу слушать непрерывно и неистово работавшего старшего товарища. «3а работой, – вспоминал он, – Давид Давидович читал мне лекции по пленэру потом вдруг начинал громогласить, декламировать Брюсова, – почти всегда одно и то же:

Кроме стихов про моторы, Бурлюк читал мне большое количество других стихов – символистов и классиков […], я слушал его декламацию больше с равнодушием, чем с интересом. И казалось, что, уезжая из Чернянки, я был заражён лишь живописными теориями пленэра. На самом деле именно там я впервые заразился бодростью и поэзией».¹⁶ Кручёных высоко отзывался о Д. Бурлюке: «Более тонкого, задушевного и обаятельного человека едва ли можно встретить»¹⁷, добавляя при этом, что его судьба могла бы сложиться и по-иному, узнай он Д. Бурлюка несколькими годами раньше.

2. 1907-10. Москва.