class="book">   Марина всмотрелась в их лица, и ей стало не по себе. Глаза у всех детей были пустыми и холодными, с одинаково расширенными неподвижными зрачками, и при этом странно тусклыми, будто обезвоженными. Синеватые губы безвольно приоткрыты, лица покрывала нездоровая, безжизненная бледность, и сами эти лица были неподвижными и лишенными выражения. Белые до синевы пальчики резко оттенялись багрово-синими ногтями. Руки висели поверх рубах, как плети. Дети улыбались, но сами эти улыбки были мертвыми, а под их босыми ножками трава как будто и не приминалась.

  - Ты кто такова? - требовательно спросила рыженькая.

  - Меня зовут Марина. Твоя старшая сестра сказала, что обронила кольцо, и попросила его передать, - сказала Марина, чувствуя все более сильную неловкость.

  - А! Растяпа она, - засмеялась рыженькая, и дети за ее спиной тоже засмеялись - жутковато, издавая бессмысленные механические звуки без всякого веселья. - Навки мои, айда к подруженьке Болотнице! И ты, Марина-краса, обрезана коса, не отставай! - она расхохоталась и побежала прямо через лес.

  Марина поспешила за ней. Валежник хрустел под ногами, но дети, казалось, не замечали острые сучья. Вот босая ножка одного из малышей с разгону наступила на сухой сучок - кровищи-то будет...

  Сучок не сломался, ножка не поранилась. Сама Марина уже раз десять пребольно споткнулась, наступила на что-то острое и ударилась.

  Пахнуло гнилой травой, и перед Мариной раскинулось стоячее болото. Дети, заливаясь все тем же неживым механическим смехом, побежали прямо по черной гнилой воде; от их шажков разбегались блеклые зеленоватые огоньки, но ни одна детская нога даже не провалилась под поверхность. Марина медлила. Что-то подсказывало ей, что ступи она на липкую водную гладь - и тела ее не найдут до скончания веков.

  - Тут у подруженьки много кого гостит, - вдруг сказала рыженькая. - Но ты смотри, гостевать у нее весело, а назад дороги не будет.

  - Я уже поняла, - отозвалась Марина.

  Из глубины болота внезапно поднялось что-то большое и желтое. Вышло на поверхность, распахнулось огромной кубышкой, в центре которой сидела красивая молодая женщина. Красивая-то красивая, но...

  Тина вместо одежды.

  Тина вместо волос.

  И только ноги не в тине - утиные перепончатые лапы.

  - Чего тебе, сестрица названная? - прожурчал серебристый голос.

  - Старшая бабу прислала, - сказала рыженькая. - Бает, кольцо обронила, так ты с ней передай. А колечко-то она тут обронила, больше негде. Ты не находила, милая?

  - Я-то нет. Дак, может, гости мои находили, - задумавшись, предположила девушка в тине. - Эй, баба! Да ты, никак, живая? У меня кто-то из гостей тоже живой. Ежели заметишь, скажи - колечку только у живого и быть, нам оно в руки не дастся.

  Марина почувствовала, как ее бьет дрожь, отдаваясь глубоко во внутренностях, но отступать было некуда, и она шагнула к девице на кувшинке.

  - Гостюшки мои! Развлечение вам! - зычно крикнула та.

  Странные дети разбежались, хихикая, и сгрудились за спиной рыженькой предводительницы. И из-под темной воды начали выходить "гостюшки".

  Их лица были одинаково темны, пропитанные торфянистой водой, а волосы - пламенеюще рыжими, еще ярче, чем у рыженькой. Кожа походила на пергамент. Конечности, казалось, были лишены костей - настолько они выглядели гибкими, но из-за этого плохо держали "гостюшек". Одежда, черная и заскорузлая, висела на них тряпьем, но поверх этого тряпья у многих тускло отсвечивали драгоценности - грязные, нечищеные, помутневшие, но все же это было настоящее золото и самоцветы. Внезапно до Марины дошло, что она видит трупы.

  К горлу подступила тошнота. "В глаза, главное - не смотреть им в глаза", - решила она.

  - Экая ты дура, милая, - пожурила ее рыженькая, и Марине вдруг подумалось, что она вовсе не девочка. В голосе у нее звучало что-то очень старческое. - Как же ты живого-то найдешь, коли в глаза не глядеть?

  Глаза у "гостюшек" были... отвратительные. Белесые, мутные, безжизненные. К счастью, у многих они просто вытекли, разъеденные болотной жижей, и из глазниц сползала жидкая грязь. Наконец, одна пара глаз показалась Марине вполне человеческой.

  - Вот он, - неуверенно сказала она.

  - Ой ли? - фыркнула Болотница. - А и правда! Ну, баба, ты и глазастая, спасу нет! А я уж надеялась... Мужики - те все отворачивались да к гостям моим присоединялись, а ты, значит, и сама устояла, и живого нашла. Поди прочь! - завизжала она вдруг, набрасываясь на живого с кулаками. - Вон, уйди с глаз моих, окаянный!

  - Колечко, - напомнила Марина, кусая губы, чтобы ее не стошнило прямо в болото.

  - А, колечко тебе... А ежели я не отдам?

  - А я тебя матом покрою! И перекрещу! - взбесилась Марина. - Я на такую хрень не подписывалась - мертвякам в глаза заглядывать!

  Рыженькая залилась хохотом. Болотница на миг оскалилась, но вдруг тоже усмехнулась.

  - Говорю же - храбрая. Давай так: ты мне - солнышко, я тебе - колечко, и по рукам. Ну?

  - Солнышко? - озадаченно переспросила Марина, и вдруг все глаза обернулись к ее лицу.

  Нет. Не к лицу. К ушам.

  Отец на день рожденья подарил ей серебряные серьги в виде солнышек.

  - По рукам, - сказала Марина, вытаскивая серьги из ушей.

  Кольцо, которое легло ей в ладонь, было невероятно тяжелым. Марина его чуть не уронила, но сжала в пальцах, мысленно ругаясь на чем свет стоит.

  - А это от меня