мужчин. Она сразу стала какой-то скованной. Глаза, только что светившиеся счастьем, потускнели, а пальцы лихорадочно вцепились в мою руку.

— Может, мы поговорим в другом месте? — шепнула она. — Пожалуйста, прошу тебя!

Я взглянул на Колби и почувствовал, как рот совершенно непроизвольно скривила улыбка. Я сунул револьвер обратно за пояс и обратился к нему:

— Не возражаете?

— Нисколько.

Я показал на Гейджа и Матто.

— Когда они придут в себя, поздравьте их с приятным пробуждением.

2

В детстве мы находили друг друга в летнем домике. И сейчас мы отправились туда.

Анита села в большое плетеное кресло, а я расположился на перилах и сразу же спросил:

— Ну вот, дорогая... А теперь расскажи мне, что тут происходит?

— Ничего особенного, Кэт... Действительно ничего...

— С каких это пор Баннермены принимают всяких подонков? Дедушка или мой старик сразу бы выбросили их в окно, да и дядя никогда не распахивал двери перед теми, кто был по положению ниже его. Так в чем дело?

— Ты... ты знаешь этих двоих? Знаешь, да?

— Конечно, знаю. Это люди из «синдиката», их обычно называют контролерами. Они всегда объявляются, когда у «синдиката» возникают какие-нибудь... ну, недоразумения, что ли, в финансовых вопросах. Их всегда посылают, чтобы дать толчок и удостовериться, что «синдикат» свое получит.

— А ты откуда все это знаешь?

— А что?

— И у тебя есть револьвер?

— Видишь ли, штука в том, что именно я и занимаюсь такими делами. Но ты можешь не беспокоиться. Так в чем дело?

— Я не могу тебе этого сказать, — прошептала Анита.

— Ну зачем так, дорогая? Говори, ничего не бойся. Я все пойму.

Даже в темноте было видно, как судорожно она сжала руки.

— Пожалуйста, Кэт, прошу тебя, не надо об этом!

— Я ведь довольно странный человек, Анита. Кто знает, может, мне удастся наступить Руди на хвост. Он-то частенько проделывал это со мной.

— Но они... они же не всегда вели себя так...

— Не бойся, дорогая, рассказывай.

— Нет.

Я спрыгнул с перил и встал перед ней.

— Расскажи все, Анита, прошу тебя. И я с ними рассчитаюсь. Ничего другого я не хочу от этих гнусных пресмыкающихся.

Анита медленно отвернулась, прячась от моего взгляда.

— Я боюсь, Кэт... Они, конечно, сделали тебе много зла. И никто бы на твоем месте его не забыл. Но пожалуйста... пожалуйста, прошу тебя, не усугубляй положения.

— Странный ты человек, Анита, — я приподнял ее с кресла и крепко обнял. Только потому, что двоюродным братьям и сестрам разрешается обниматься, но тем не менее это оказалось ошибкой.

Пальцы вдруг ощутили ее нежное тело, руки непроизвольно сжали ее крепче, чем было допустимо, точно ток прошел по телу, в голове зашумело и мои чувства передались ей.

Она прошептала что-то, чего я не расслышал, потому что лицо мое зарылось в ее волосах, а губы жадно искали ее губы. Она ответила со всем неистовством страсти, на которую была способна, а ее горячий язычок вошел в мой рот, обдав его пламенем. Я невольно, хоть и против желания, отстранил ее.

— Кэт... я все время ждала тебя... и никогда не верила тому, что они говорили... Они говорили... будто ты умер... И я сказала тебе еще в ту ночь, когда ты уходил, что буду ждать...

— Мы были детьми, дорогая.

— Ты же сам сказал, что вернулся ради меня...

Да, наверное, она права. Именно поэтому я свернул с шоссе на дорогу к поместью.

— Как видно, я опоздал, Анита.

Ее глаза заволокло слезами и она прижалась лицом к моей груди.

— Я понимаю... ничего уже не изменишь, — она подняла голову. — Давай лучше вернемся в дом, Кэт... Пожалуйста, вернемся в дом, хорошо?

Я расстался с ней у входной двери, даже не попытавшись войти. Черного «кадиллака» уже не было, но «бьюик» все еще стоял на месте.

Я сел в свою машину и направился обратно по той же дороге, по которой ехал сюда. Калвер-Сити находился отсюда в шести милях на восток, и у меня было девять дней до того, как мне надо будет съездить в Нью-Йорк по делам, а потом снова вернуться на побережье.

Не доезжая до города, я остановился перед второразрядным отелем, выложил на стойку пять долларов и заполнил формуляр. У женоподобного дежурного не оказалось ко мне никаких вопросов. Отказавшись от расписки, я взял ключ. Даже не попрощавшись с ним, я поднялся в номер.

Я принял душ, лег на кровать и уставился в потолок, удивляясь своему желанию замуровать Руди и Тэдди в их собственном величественном особняке. Напоследок я засмеялся над этой нелепой мыслью. Я мог бы расправиться с ними обоими одной рукой, а уж о дяде Майлсе и говорить нечего. И тем не менее в сложившейся ситуации это приобретало какой-то совершенно другой оттенок. Там ведь были еще парни из Чикаго, и шутка могла кончиться холодным душем на мою горячую башку.

Я проснулся в семь утра, позавтракал в городе и, дождавшись половины девятого, щурясь от солнца, зашел в телефонную будку.

Трубку снял Марти Синклер.

— Алло! — услышал я.

— Это Кэт Баннермен.

— Ты в Нью-Йорке?

— Нет, в Калвер-сити. Я тут задержусь немного.

— Черт возьми, ты что, с ума сошел!? Если ты...

— Погоди, Марти. Я здесь раньше жил.

— Ну хорошо, а зачем ты мне звонишь?

— Сам толком не знаю. Но тут есть кое-что интересное. Дело само по себе довольно простое, но надо вникнуть в ситуацию.

— Чтоб тебя, Кэт! Калвер-сити у нас как на ладони. Гэмблинг там сейчас легально, а сезон на коней давно прошел.

— Может, ты все же наведешь справки?

— О чем речь, конечно! Пять минут.

Я назвал номер телефонной будки.

— Позвони через четверть часа.

Он оказался весьма пунктуальным. Через пятнадцать минут я знал очень многое о человеке, которого звали Сид Ла-Порт, получил его адрес и отправился к нему. Дом пятьдесят шесть на Ривер-стрит был невзрачным зданием в конце улицы, почти у самого залива. На окнах первого этажа было написано: «Контора маклера», а на втором окна выглядели довольно грустно и кое-где были даже побиты.

Окна Сидни Ла-Порта находились примерно в центре.

Человеку, открывшему дверь, было тридцать лет, но выглядел он на все пятьдесят. На голову ниже меня и с мелким крысиным личиком. Я отлично знаю такой тип людей, главное с ними — не церемониться и не терять времени.

Поэтому я сразу втолкнул его обратно в комнату. На лбу у него мгновенно выступили капельки пота. Тем не менее такие люди всегда пытаются все же что-то возразить. На этот раз — тоже.

— Слушайте, мистер... — проблеял он. — Вы врываетесь в чужой дом и даже не считаете нужным...

— Заткнись!

Больше я ничего не сказал, зато