сдвинуться с педали газа. Словно в отдалении я услышал, как завизжала какая-то женщина. Какая женщина? Я не помню. Я резко ударил по тормозам, в то самое время, когда кроме ослепительного белого света ничего уже не видел. Перед глазами встала темная глыба моста и охраняющие его львы. Удар! Я не чувствовал боли, просто потому что не чувствовал своего тела, но я видел как откинулась на подголовник белокурая головка, залитая чем-то алым. Что может быть такое алое? А потом на то, что осталось от капота, упала огромная голова мраморного льва. Я уставился в его глаза, хоть мне было тяжело это сделать. Белые вспышки участились. Левый глаз ничего не видел, а правый постоянно что-то заливало, но я не мог вытереть эту жидкость, потому что рука не собиралась двигаться. Но я все равно смотрел в мраморные глаза, уже не замечая оскаленной морды. Внезапно глаза начали наливаться багряным светом, который словно начал засасывать меня, как в воронку, и я уже не видел ни девушки, которая ни разу не пошевелилась с тех пор как мы со львом стали смотреть друг на друга, ни разбитого стекла машины, ничего… Мгновение темноты, после очередной вспышки молнии…

Глава 1

Я почувствовал отвратительный запах, который окружал меня, казалось отовсюду. Я открыл глаза, поморщился от яркого света и снова их прикрыл. Чего не приснится в пьяном угаре. Я попытался подняться, но слабость и головная боль непрозрачно намекнули на побочные последствие гулянки. Терпеть не могу утро. Я рефлекторно потянулся в сторону тумбы, на которой на такой случай всегда стоял стакан с водой, и поймал рукой только пустоту. Тут я уже полноценно открыл глаза и недоумевающе начал осматривать место, где проснулся. Спал я в каком-то грязном тряпье под какой-то бетонной конструкцией, по которой только что, судя по звукам, кто-то медленно проехал на машине. Великолепно, уснуть под мостом, даже не добравшись до собственного дома. Никогда раньше мои вечеринки не доходили до такого.

Судя по ощущениям, я лежал на чем-то твердом. Внезапно перед глазами пронеслась дорога, мост, залитое кровью лицо Заи. Точно, я попал в аварию и меня, похоже, выбросило в окно. Но почему я нахожусь под чертовым мостом, где моя машина и девушка? Что за…

Внезапно до слуха донесся плеск, и вонь слегка разогнал легкий ветерок, принесший с собой свежесть находящегося рядом водоема. Подниматься не хотелось, я до последнего уверял себя, что это всего лишь сон, и я изо всех сил старался проснуться. Либо происходящему есть какое-нибудь логическое объяснение: меня выкинуло далеко вперед, но тогда почему меня никто не ищет?

— Эй, Кеннет, вставай, — я почувствовал тычок в бок, и скосил глаза в ту сторону. Из прострации меня вывел самый натуральный бомж, склонившись передо мной. В каких-то обносках, которые были даже не надеты на него, а обмотаны вокруг грязного тела в несколько слоев. От него так воняло мочой, перегаром и хрен знает, чем еще, что меня чуть не вырвало. Бомж тем временем протянул руку с зажатой в ней палкой и снова ткнул меня ею. — Кеннет, вставай. Нам нельзя здесь. Скоро рассвет и сюда придут полисменты. Они всегда на рассвете приходят, нелегалов вроде нас с тобой отлавливать. Ну же Кеннет, вставай, — я снова почувствовал тычок веткой. Что происходит? Что, вашу мать, происходит? — Сдох что ли? Кеннет, ты сдох? — мне очень сильно захотелось сказать: «Да» и посмотреть на его реакцию. Ветерок стих и от усилившейся вони, я едва не блеванул, почувствовав спазмы в глотке и горечь желчи во рту. Ну, если сдох, не пропадать же добру, — и бомжик потянул на себя ту тряпку, в которую я был укутан. Ну уж нет, — во мне подняла голову паника, и я вцепился в убогое тряпье так, словно от этого зависела моя жизнь.

— Куда тянешь, паскуда? — прошипел я, потянув тряпку на себя. Раздался треск, и покрывало развалилось, оставив в моих руках только половину. Вторая половина осталась в загребущих лапах бомжа. — Смотри, что ты надел?

— Ну, дык, я ж думал, ты сдох, — философски пожал плечами бомж и побрел к своей куче тряпья. — Не пропадать же добру? Ты это, Кеннет, собирайся давай, а то полисменты нагрянут и в участок загребут. Говорят, сам оберполисментер наградные за каждого нелегала дает. А это не хухры — мухры, это полновесный пфеннинг. Вот полисменты и рыщут под мостами, нелегалов ищут, нас значит, — продолжал бубнить себе под нос бомжик. — Достали своими сборищами, совсем не оставляют свободу выбора честному народу. Понапридумывали Лож, теперь таким, как мы и деваться то больше некуда, кроме как бегать, будто преступники какие.

— Эм… — я не знал, как следует обращаться к подобным типам. — Как я тут оказался? — меня эта ситуация начала выводить из себя, и я довольно резко оборвал причитания местного бомонда.

— Сам пришел, своими ногами, неплохо тебя вчера по голове приложили, конечно. Я вообще думал, что окочуришься ночью, но нет, выглядишь, как огурец, помятый, правда, — бомж собирал ворох тряпья в большой мешок и поглядывал на меня, постоянно хмурясь. Он остановился и, к чему-то прислушавшись, обеспокоенно бросил в мою сторону. — Бежать надо. Что стоишь, остолоп, давай, сгребай свои манатки и деру.

Я услышал шаркающий по гальке звук шагов и только усмехнулся. Никаких проблем с блюстителями правопорядка я никогда не имел: деньги и положение решают многое. Я протянул руку к карману, где у меня всегда лежал кошелек и оторопел, бросив взгляд на руку и одежду, в которой я находился. Почему-то раньше я этого не сделал, осматривая больше этого бомжика и опоры этого чертова моста. Ладонь была другой формы, сама рука грязная и украшали ее грязные обломанные ногти. Штаны и куртка мало отличались от тряпья моего спутника. Я пялился на свои руки, ничего не понимая. Лицо засаднило и зачесалось. Я провел по гладкой щеке рукой, что разбудило во мне чувство, подобное панике. Я никогда гладко не брился, всегда держав модную «трехдневную щетину». Я бросился к воде, единственной доступной мне в этих условиях зеркальной поверхности.

Упав на колени, я зачерпнул воду в пригоршню, и тут мой взгляд упал на мое отражение. С минуту я тупо разглядывал себя, а затем вскочил на ноги и заорал, потому что в зеркале реки отразился вовсе не я — Дмитрий Лазорев, девятнадцати лет от роду, высокий, спортивный, и даже, говорят, симпатичный голубоглазый блондин. Нет. В отражении я увидел мальчишку лет шестнадцати на вид. Грязного, с потеками чего-то отвратного на лице, с всклоченными черными волосами, которые были давно не мыты и стояли дыбом без всяких укладок. На лице мальчишки горели лихорадочным блеском серые глаза, а через всю левую щеку от виска до уголка рта, тянулся безобразный,