плохо сросшийся шрам.

Господи, что происходит? Где я? Мысли метались в голове, а я крутился во все стороны, пытаясь рассмотреть, куда же я все-таки попал. Река, довольно широкая. Каменный мост над головой. За мостом раскинулся город, чем-то отдаленно напоминающий старый Лондон, в который меня оттащил отец полгода назад, чтобы я выбрал себе колледж в старушке Англии, раз уж на родине меня не тянуло забивать голову ненужной информацией. Ничего не вспоминалось. Последнее, что я помню — это авария и то урывками. А это… это вообще не похоже на то, что я привык видеть каждый день, проезжая по улицам столицы на своей машине. Лицо горело, горечь во рту усилилась.

Внезапно я увидел до боли знакомую белую вспышку, закружилась голова и я словно провалился в пустоту.

Огромный, как медведь, с поросшей темными волосами грудью, полуголый мужик хватает меня за волосы так, что искры летят из глаз и отшвыривает от себя. Я падаю на пол, прямо перед каминной решеткой, которая сделана в виде пик, одна из которых пропарывает мне щеку, и я думаю только об одном: «Хорошо, что не глаз». Мужик внезапно оскаливается, хватает кочергу и делает шаг в моем направлении.

— Я тебе покажу, щенок, как отказывать мне. Ты мой урок надолго запомнишь! — он протягивает руку, чтобы снова ухватить меня за волосы, но я вскидываю в защитном жесте руки… Вспышка…

— Кеннет, ты чего орешь? С катушек съехал? — меня словно отбрасывает назад, и моргнув, я увидел перед собой знакомого бомжика. Я делаю шаг назад и едва не падаю, поскользнувшись на скользкой земле в реку.

— Что… что это было? — я трясу головой, пытаясь сфокусироваться на двоящейся, пропитой роже, излучающего неповторимое амбре, спутника.

— Ты заорал так, будто тебя режут, — пояснил он и, вскинув на плечо баул из воняющих тряпок, побрел к тропинке, которая виднелась у опоры моста. — Ну ты как знаешь, а я пошел отсюда. Не хочу болтаться на виселице и обогатить при этом какого-нибудь полисмента.

Мужик, постояв немного, ожидая от меня хоть каких-либо действий, но не дождавшись, звучно выругался и, сплюнув в мою сторону, буквально растворился в тени моста.

Я тупо смотрел, как он уходит, и понимал, что его надо остановить, ведь этот бомж — единственный доступный мне источник информации, но я ничего не делал, чтобы предотвратить его уход. Я просто стоял в ступоре и пытался осознать такую простую и одновременно сложную вещь: я — это не я. Это грязный, уродливый мальчишка по имени Кеннет. Это все нереально. Не реально. Эти простые два слова вертелись в голове, вытеснив другие. Я тупо смотрел на свое отражение, не воспринимая ничего вокруг.

— А ну стоять! И куда ты направился, вонючка? — раздавшийся гогот заставил меня выйти из этого состояния столбняка, который сковывал меня, не давая пошевелить ни рукой, ни ногой. Под мост влетел мой знакомый бомж, которого туда втолкнул здоровяк в форменном кителе и дубинкой, прицепленной к поясу. Так же на поясе висела кобура, из которой торчала рукоять пистолета. Какой это был пистолет, я не понял, хотя в оружие, особенно старинном разбирался: отец собирал коллекцию, и я волей-неволей знал, чем кремневые пистолеты отличаются от капсюльных.

Вслед за первым под мост зашел еще один мужик. Он был гораздо меньше напарника и не такой высокий. Скорее всего, это и были те самые полисменты, о которых говорил единственный мой неопрятный знакомый.

— Арно, пацана хватай, — здоровяк выглядел жутко довольным. Ну да, если верить бомжу, они только что целых два пфеннинга заработали на двоих, сколько бы это не было.

Тот, который поменьше, шагнул ко мне и протянул руку. Воспоминание о том, как я получил этот шрам, все еще стояло перед глазами, и я не мог его прогнать, как не старался, поэтому я попытался увернуться от тянущихся ко мне рук. Арно поморщился.

— Не вертись, пацан, все равно же поймаем. Ты еще несовершеннолетний, так что тебя, скорее всего, не повесят, если следов преступлений наш штатный медиум не найдет. Всего лишь в работный дом попадешь, а это, поверь, куда лучше, чем под мостом. А вот если найдет, то тебе точно не отвертеться и будешь ты сопли разматывать перед местным судом, только сразу говорю — зря. Ложа и самое главное закон самовольства и самодурства не прощает.

— Не подходи ко мне, — я отпрыгнул в сторону, снова поскользнулся и, взмахнув руками, едва устояв, однако одна нога, все же соскользнула с берега, очутившись в воде.

— Да что ты ломаешься, пацан, лучше не сопротивляйся, а то хуже будет, — Арно усмехнулся, обнажая в ухмылке кривые зубы.

— Не подходи! — в моем голосе явно проскальзывали истеричные нотки.

— Да что ты с ним возишься, Арно? По хребту дубинкой и вяжи, — посоветовал здоровяк, наблюдая за возней напарника со мной. Арно послушал хороший, в общем-то, совет и потянул дубинку, вытаскивая ее из петли.

Вот тут паника накрыла меня с головой. Когда Арно, не спеша, приблизился ко мне, а из-под моста деваться было особо некуда, здоровяк перегородил единственный выход, я застыл, глядя на него, как кролик на удава. Но когда Арно замахнулся…

Это тело не знало, как обороняться, но я-то это знал. Вадим меня хорошо когда-то учил. Настолько хорошо, что мать, увидев однажды нашу тренировку, настояла на том, чтобы отец его уволил. Наверное, это стало одной из причин, почему я остался именно с отцом, а не уехал с ней.

Арно замахнулся дубинкой и ударил слева — направо и сверху — вниз. Скрестив предплечья я, развернувшись на правой стопе, принял удар на скрещенные руки. Лежащее сверху левое предплечье взорвалось болью. Все-таки это тело никогда не занималось, никогда. Но думать об этом, так же, как и о боли было некогда, правой рукой я перехватил запястье руки Арно, в которой он держал дубинку и рванул на себя, одновременно выворачивая запястье. Полисмент взвыл и начал наклоняться, выронив при этом дубинку из руки, и тогда, я что есть силы ударил его коленом по лицу.

Арно рухнул на землю, а я отскочил от него, настороженно глядя на его здоровенного напарника.

— Ну, парень, ты даже не представляешь, как сильно ты попал, — зарычал здоровяк и ринулся на меня, монументальный как скала.

Вот сейчас я абсолютно точно понял, что не в моем возрасте и не с моим цыплячьим весом я могу защититься от него.

Заорав, я вскинул руки в универсальном защитном жесте, выставив их перед собой, и зажмурился, но тут же ощутил ни с чем не сравнимую боль в груди, которая возникла так резко и неожиданно, что я упал. То, что происходило со мной сейчас я ощущал впервые. Жар начал распространяться медленными пульсирующими толчками по всему телу. Я стиснул зубы, не проронив ни слова. Я понимал, что этот жар