время у некоторых западноевропейских историков начинают обнаруживаться признаки несколько иного подхода к основным проблемам истории Римской Африки. Особый интерес в этом отношении представляет упомянутая выше работа Ж.-П. Бриссона. Автор ее подчеркивает эксплуататорский характер экономических отношений в африканских провинциях и критикует в связи с этим взгляды Соманя на африканский колонат. Он отчетливо понимает социальную природу антиримских религиозных движений и отказывается видеть в них лишь отражение этнических {9} противоречий. Заключение Бриссона, что вандалы нашли в Африке «ситуацию, уже созревшую для политической автономии по отношению к империи», свидетельствует о том, что его объяснение причин падения римского господства в Северной Африке отличается большей глубиной, чем у его предшественников. Книга Бриссона показывает, что и на Западе тенденциозная идеализация римского владычества в Африке начинает наталкиваться на определенное сопротивление ^[17].

* * *

К середине III в. н. э. Северная Африка представляла собой в экономическом отношении одну из наиболее развитых областей Римской империи ^[18]. Широкое развитие зернового хозяйства, а также культур оливок и винограда прочно закрепило за ней положение важнейшего источника сельскохозяйственных продуктов в западной половине империи. Рост сельскохозяйственного производства в I—II вв. сочетался с интенсивным развитием городов, представлявших собой в социальном отношении коллективы средних и мелких муниципальных землевладельцев ^[19]. Городское землевладение было тесно связано с рабством — к началу III в. рабовладельческая вилла стала типичной формой хозяйства в африканских провинциях. Вместе с тем на землях императора и сенаторской знати широкое распространение в I—II вв. получил другой тип хозяйственной организации — крупное имение, обрабатывавшееся колонами и обычно сдававшееся в аренду съемщику-кондуктору. По мере расширения возделывавшейся территории, захваченной у туземных племен, обе эти формы проникали во все новые районы. Однако и древние местные формы социально-экономической организации не были целиком вы-{10}теснены римским завоеванием. Даже в пределах римских границ, в горных районах Мавретании и Нумидии, сохранялись поселения берберских племен, живших еще в значительной мере в условиях родоплеменного строя. В целом внутренние отношения в африканских провинциях представляли собой весьма сложную и пеструю картину. Экономический расцвет достигался здесь ценой эксплуатации различных категорий тружеников: рабов, колонов, туземного берберского населения, сгоняемого с лучших земель или используемого как рабочая сила в имениях. На плодородной африканской земле сталкивались интересы различных групп господствующих классов: сенаторской аристократии, куриалов, военных слоев. Каждая из этих групп обладала в африканских провинциях достаточно сильными позициями и была кровно заинтересована в их защите и расширении. Кроме того, благодаря своему экономическому значению Африка составляла один из важнейших элементов прочности римской императорской власти в Риме и Италии.

Естественно в этих условиях, что рост внешних и внутренних трудностей империи, приведший к кризису III в., не мог не сказаться на положении в Африке. Политика Максимина (235—238), как никогда ранее задевавшая интересы имущих слоев, вызвала в африканских провинциях наиболее сильную реакцию. Характерно, что именно в Африке был выдвинут первый из «провинциальных императоров» III в. — проконсул Гордиан, ставленник земельной знати и верхушки африканских городов, недовольных земельными конфискациями и налоговыми поборами Максимина. С восстания Гордианов в Римской империи начинается период наиболее острой внутриполитической борьбы, столь характерной для середины и второй половины III в. Но сама Африка, где разгорелся первый этап этой борьбы, в дальнейшем не принимает в ней заметного участия. После Гордианов местные провинциальные круги не проявляют сколько-нибудь значительных попыток выдвинуть собственных императоров, здесь отсутствуют явные признаки политической активности крупноземлевладельческих либо военных слоев. Как удачно показала Е. М. Штаерман, причину этого явления следует искать в резком усилении натиска на романизованные и урбанизованные районы африканских провинций туземных {11} берберских племен ^[20]. Наиболее острый характер он имел на западе — в Мавретании, но в отдельные периоды мятежные племена захватывали значительные районы Нумидии, а по некоторым данным, доходили даже до Карфагена ^[21]. Эти племена — бавары, бакватии, квинквегентанеи — объединялись в сильные военные союзы и нередко действовали, по-видимому, при поддержке местного сельского населения. Борьба с ними составляет основное содержание истории африканских провинций данного периода. Поскольку центральная императорская власть, обессиленная внутренней борьбой и войнами на Дунае, Рейне и на Востоке, не могла оказать значительной военной поддержки африканским провинциям, защиту от племен часто приходилось брать на себя непосредственно гражданскому населению городов и различным слоям землевладельцев. Все это, несомненно, требовало максимального напряжения сил и не оставляло места для какой-либо политической активности.

Бурные события периода восстания Гордианов, опустошительные набеги берберов, наконец, общее напряженное военное и экономическое положение империи — все эти факторы способствовали развитию в африканских провинциях определенных явлений экономического упадка. Если этот упадок и не был столь глубоким и всеобщим, каким его считают некоторые современные исследователи ^[22], то все же экономическое положение страны, несомненно, представлялось современникам весьма тяжелым. Известный фрагмент Киприана ^[23], в котором говорится о бесплодии полей и деревьев, о том, что рудники не доставляют серебра и золота, на полях нет земледельцев, а в море — моряков, как бы ни были преувеличены его характеристи-{12}ки, все же не может не отражать в какой-то мере реальной картины хозяйственной жизни. Судя по эпиграфическим данным о взносах куриалов на городские нужды, в этот период значительно ухудшилось экономическое положение средних и мелких муниципальных землевладельцев ^[24]. Этому соответствовал и общий упадок городской жизни, выразившийся, в частности, в резком сокращении строительства в городах. Здания, разрушенные или поврежденные набегами берберов, не восстанавливались вплоть до конца III — начала IV в., городские курии были настолько обессилены,