республику массовыми убийствами революционных рабочих в Берлине, ряде городов Средней Германии и Восточной Пруссии, подавившие Советскую Баварию, словом, прошедшие огнем и мечом по всей Германии и взявшие на рабочем классе реванш за поражение в мировой войне. Когда в связи с версальским ультиматумом Антанты и нежеланием правительства Шейдемана подписать позорный мир в Веймаре начался затяжной правительственный кризис, среди контрреволюционного офицерства совершенно естественно возникла мысль о провозглашении Густава Носке диктатором. Носке готов был стать во главе диктаторского правительства при условии, что офицерский корпус сохранит свое доверие к нему. Густав Носке выступает сторонником подписания «похабного мира», ибо он ставит своей основной задачей борьбу не с внешним, а с внутренним врагом. В момент величайшего развала эбертовской власти к Носке является депутация офицеров во главе с генералом Меркером, который к этому времени успел уже получить кличку разрушителя городов, ибо его контрреволюционные банды действительно разрушили целый ряд городов промышленных районов Германии. Генерал Меркер буквально хватает Носке за руки. Он просит, нет, умоляет его взять руководство судьбами государства в свои крепкие руки, объявить себя диктатором и подписать мирный договор, отказавшись, однако, от «позорных» параграфов (параграфы о виновности Германии в войне и о выдаче Вильгельма II — Н. К.). Рейхсвер будет стоять за Густавом Носке, как один человек: армия даст себя разбить за него на мельчайшие куски. Носке плачет от умиления: «И мне надоело это свинство (т. е. нерешительность Эберта и Шейдемана — Н. К.)». На заседании правительства Эберт обращается к Носке с вопросом: «Что ты будешь делать? Ведь ты являешься доверенным лицом офицерства. Они идут только за тобой». За подписание мирного договора Густавом Носке выступает от имени армии генерал Гренер: «Я считаю необходимым, говорит он, чтобы Носке принял на себя руководство народом и ответственность за подписание мира. Только если Носке в воззвании к народу объяснит необходимость подписания мира и потребует от всех солдат и офицеров, чтобы они остались во имя спасения отечества на своих постах, есть надежда на то, что военные сплотятся вокруг Носке и сумеют подавить все попытки восстания внутри страны».

Рейхсвер сумел под руководством своих контрреволюционных генералов и кровавой собаки германской революции Густава Носке подавить революцию. Только для Носке было неожиданным естественное желание рейхсверовских генералов вообще взять руководство государством в свои руки. Правда, они тогда применительно ко времени пытались сделать это так, чтобы формально «диктатором» Германии стал Густав Носке. Несколько недель после подписания версальского мира у Носке в качестве посланца генералов появляется пресловутый капитан Пабст, который, что называется, в лоб задает Носке вопрос, не решился ли он, наконец, захватить власть. За ним, Носке, ведь стоит весь рейхсвер, за него вся буржуазия. Достаточно Носке сказать одно только слово, и рейхсвер подымет его на свой щит. Такие диктаторские предложения делаются Носке не впервые. Но почему господа офицеры обращаются исключительно ко мне, недоуменно вопрошает генеральского посланца военный министр и социал-предатель. Ведь в их собственных (рейхсверовских) рядах есть достаточно много сильных людей? Не колеблясь ни минуты, капитан Пабст откровенно объясняет Густаву Носке, что армия вполне хорошо отдает себе отчет в авантюристичности военной диктатуры без возможности опираться (т. е. обмануть «социалистической» вывеской имени Носке) хотя бы на часть рабочего класса. «Эх, со вздохом говорит Носке, разве вы думаете, что я действительно популярен среди рабочих. Спросите их. Ведь для радикалов (т. е. революционных рабочих — Н. К.) я кровавая собака. В тот момент, когда я совершу какой-либо провокационный акт, против меня выступят девять десятых социал-демократов (т. е. социал-демократических рабочих)».

«Тогда надо применить силу», говорит капитан Пабст.

Носке кладет свою тяжелую руку на плечо молодого, столь неопытного в политике офицерика: «Дорогой друг, поверьте мне: любая попытка править против воли широких масс ведет к катастрофе».

«Социалистический» министр и не думает даже арестовывать контрреволюционного офицера, предложившего ему фактически от имени армии совершить государственный переворот, он даже не выражает ему своего негодования. Нет, он только пытается убедить его и пославших его, что они выступают преждевременно. Еще не созрело время для откровенно реставрационного и фашистского выступления. Еще предательская политика социал-фашистской партии не сделала своего подготовительного дела целиком и полностью. Политический опыт Густава Носке говорит ему, что для этого нужны не месяцы, а годы. Капитан Пабст отвечает военному министру и «социалисту», что было бы несчастием, если бы «национальное» движение офицерства не сумело привлечь Носке на свою сторону, и отправляется к командиру рейхсвера, генералу Лютвицу, находящемуся в заговоре с Каппом.

Со всех сторон поступают к Носке предупреждения о готовящемся контрреволюционном выступлении армии. Даже Шейдеман выступает с требованием чистки офицерского состава армии, удаления некоторых, особенно реакционных генералов. Шейдеман выступает с этим требованием отнюдь не в защиту революции, а потому что он считает контрреволюционное выступление армии сигналом к новым революционным выступлениям рабочих. Но Носке уверен в том, что контрреволюционное офицерство проявит столько политической зрелости и понимания положения, чтобы не выступать в тот момент, когда опять оживает с другой стороны революционное движение. 10 марта утром Носке получает доклад государственного комиссара по охране общественного порядка (в просторечии: начальника контрразведки), который сообщает военному министру о необходимости более внимательно следить за волнением умов в армии. Сколь созвучно нашему времени это сообщение: в армии, говорит начальник разведки, идет брожение в пользу движения, которое отнюдь не собирается восстанавливать монархию, а добивается лишь изменения парламентской системы в сторону укрепления власти правительства.

Носке недоверчиво качает головой. Ему кажется невозможным, чтобы армия, т. е. генералы и офицеры, пошли на государственный переворот. Он слишком высокого мнения, как он говорит, о государственном разуме офицеров рейхсвера. Ведь он совершенно согласен с ними в основном относительно дальнейшего политического маршрута, и ведь именно армия является опорой той