Жан Тюлар Мюрат или Пробуждение нации

Мюрат

^{Гравюра Босельмана}

Пролог

13 вандемьера IV года Республики^[1]. Революция при смерти. Мирабо давно мертв; Марат погиб от руки убийцы; Робеспьер вслед за Эбером и Дантоном окончил дни на эшафоте. Измученное голодом, лишенное вождей, деморализованное и потерявшее веру Сент-Антуанское предместье после поражений в дни жерминаля и прериаля позволило силам порядка разоружить себя. Тем не менее Париж восстает вновь, однако это уже контрреволюционный мятеж умеренных секций столицы против Конвента. Его причины, несомненно, в отвращении к Террору и в сожалении о монархии; но более всего сказалось долго сдерживаемое возмущение тем, что термидорианцы, члены Конвента, выжившие после чисток, вознамерились остаться у власти.

Действительно, 5 фрюктидора III года^[2]. Конвент постановил, что не менее двух третей законодательного корпуса будут избраны из числа членов Конвента. Конечно, это решение вынесли на референдум одновременно с только что выработанной конституцией. Но итоги голосования были оспорены. Если конституция получила 914 853 голоса «за» и 41 892 — «против», то «декрет двух третей», как его тогда прозвали, набрал только 167 758 голосов против 95 373, при том, что по его поводу высказался всего лишь 267 171 избиратель. Протоколы подсчета голосов во многих первичных округах были вообще оставлены без внимания. Да и разве не наводила на мысль о подтасовках столь большая разница между количеством голосовавших в одном и другом случае? Секция Верности сразу же объявила, что признает декрет лишь при условии, что «протоколы подсчета голосов будут предоставлены для ознакомления».

2 вандемьера под выкрики: «Долой две трети!» — по столице прошли манифестации. А 11 вандемьера секция Лепелетье взбунтовалась.

Чтобы сдержать волнения, охватившие кварталы правого берега Сены, Конвент не мог обратиться за помощью к рабочим предместьям: он их только что разоружил. Что касается национальной гвардии, набранной из зажиточных граждан, большинство ее членов симпатизировало бунтовщикам, не скрывавшим своих роялистских устремлений. Оставалась армия. Она не вмешивалась в парижскую жизнь с 14 июля. На республиканские чувства простых солдат еще можно было положиться, но лояльность некоторых военачальников вызывала сомнения.

Правительственные комитеты решились на чрезвычайные меры: они делегировали часть своих полномочий комиссии из пяти человек: Летурнёру, Мерлену из Дуэ и Дону — членам Комитета общественного спасения, а также Баррасу и Коломбелю из Комитета общественной безопасности. Баррас, самый влиятельный из пятерки, тотчас заявил: «Чтобы сокрушить подобных противников, лучше всего выпустить на них смертельных врагов: патриотов, попавших в заключение во время реакции, последовавшей за казнью Робеспьера».

Роялисты не остались без ответа: утром 12 вандемьера секция Лепелетье возвестила под барабанный бой, что «Конвент вооружает кровопийц». Ропот усиливается. Сторонники революционного террора вынуждены отступить. Лавочники закрывают свои заведения; ужас охватывает зажиточные кварталы. Пора покончить с «кучкой разбойников», засевших в Тюильри. Секции призывают сограждан под ружье. Меж тем предводителям Конвента явственно изменяет решимость. Мену, верховный главнокомандующий внутренними войсками, тот самый, что только что разоружил Сент-Антуанское предместье, забывает организовать патрулирование улиц и дать приказ подтянуться в город отрядам, расположенным на Саблонской пустоши.

Наконец, 12 вандемьера под давлением Конвента и Комиссии пяти Мену решается атаковать секцию Лепелетье, но атака захлебывается и — вещь неслыханная! — Мену заключает с восставшей секцией перемирие.

Осмелев, прочие секции переходят в наступление. Они избирают предводителя. Это Даникан, бывший жандарм из стражи королевы, его роялистские убеждения ни для кого не составляют секрета. Силы, на которые может рассчитывать Конвент, весьма малочисленны: всего их около 6000 человек: это пехотинцы, полицейские и патриоты; они проводят ночь во дворах и на террасах, где расположились на бивуак. У них мало патронов и совсем нет пушек.

В ночь с 12 на 13 вандемьера Комиссия пяти отрешает от должности Мену и его заместителей. В половине восьмого утра Конвент одобряет декрет, выработанный Комиссией пяти: «Бригадный генерал Баррас, народный депутат назначен главнокомандующим парижскими войсками и войсками внутренних сил». Назначенный уже в полночь, Баррас не стал дожидаться принятия декрета и собрал вокруг себя несколько верных офицеров, среди которых находился и молодой генерал, прозябавший в Париже уже несколько месяцев, так как задерживалась его отправка на Западный фронт, куда он был направлен. Имя его — Бонапарт. Это человек, на которого можно положиться. Он уже не раз засвидетельствовал свою верность Республике. Какова была его истинная роль в описываемых событиях? «Решающая», — заявит он на Святой Елене; «незначительная», — определит Баррас в своих «Мемуарах». Но, по крайней мере, не вызывает сомнения, что Бонапарт тогда тесно сотрудничал с Баррасом. Артиллерист по профессии, он отлично понимает, как много могут сделать для подавления восстания несколько удачно расставленных орудийных стволов. Меж тем на Саблонской пустоши осталось сорок пушек под очень слабой охраной в 15, 25 или 150 человек: точное число их неизвестно. И вот, пока из рядов жандармерии и шеренг патриотов, собравшихся в Тюильри, выкликают канониров, появился офицер-кавалерист, который поскакал на поиски пушек в Саблонскую пустошь.

Член Конвента Дельмас вспомнил о командире 21-го эскадрона егерей, который в прериале с кучкой всадников защитил Конвент от взбунтовавшихся горожан, возмущенных дороговизной и голодом. И теперь этот офицер оказался на месте, храня верность законной власти. Он зычно отрекомендовался: «Мюрат!» Получив указания, и спешно отправился за орудиями во главе отряда в 300 всадников. Подъехав к пустоши около двух часов пополуночи, он наткнулся на колонну горожан секции Лепелетье, также отправившихся на захват орудийного парка. Одно мгновение нерешительности изменило бы ход истории. Но Мюрат быстро сообразил, что на равнинной местности его всадники имеют явное преимущество над пешими роялистами. Его непреклонность заставила противников отступить, и в шесть часов утра орудия уже