приезжали на джипах крепкие парни в спортивной одежде. Долго они не задерживались, заходили в дом, а спустя часок-другой быстро удалялись на резвых машинах. Только глубокие следы от широких протекторов импортных шин оставались как память о таинственных посетителях.

  Конечно, Аля жаждала, чтобы Толя скорее забрал деньги у Васи, но при этом в её душе затаилось беспокойство. В жестких серых глазах бывшего зэка чувствовалась скрытая угроза. Жители с опаской поглядывали на Васю и сторонились. Она предупреждала мужа, чтоб не связывался, но разве его удержишь...

  "Зря я его накрутила-то, чёрт дернул. Лучше бы завтра сама сходила... Как бы чего не вышло...", - подумала жена, накрывая на стол еду детям.

  Ночью Толя домой не вернулся. "Вроде, все тихо-спокойно... никто не звонил... участковый тоже... Опять что-ль в загул ударился?!. Ух я ему... устрою... пусть объявится тока!", - Аля начала нервно греметь посудой.

  В обед она узнала у детей по телефону, что мужа все ещё нет. От растущего беспокойства кольнуло в сердце, присев на стул Аля решила: "Надо бы попить водички и уйти пораньше". Вернувшись домой она отправила старшего сына, Беку, на поиски. Тот выгнал велик со двора и мигом умчался.

  Сын вернулся через несколько часов с недобрыми вестями:

  - Папа пропал!.. В деревне говорят, что вчера они с другом Петькой-печником выпили, а потом пошли к Ваське в магазин. Папка начал с ним ругаться, а потом схватил его за грудки и взял на калган**. А Васька-коммерсант вырубил отца одним ударом. А друг папин, Петька, драпанул... Папка очнулся и решил уйти, но уходя пообещал магазин и дом заодно сжечь. А Васька ответил, что убьет его. С тех пор папку никто не видел... - глаза мальчика выражали растерянность и испуг.

  Душу подростка терзала внутренняя обида: "Почему папин друг детства, дядя Петя, дал дёру?.. Папа же сам говорил, что они были горой друг за друга?.."

  Аля, пытаясь осознать сказанное, села на стул и несколько минут молчала. Вообразила она, что Толя пошёл ночью к Васе с канистрой бензина, а тот с дружками подкараулил его, вывез в лес и убил. Затем губы её скривились, и сильным певучим голосом женщина запричитала:

  - Уж уби-ил он, окаянны-ый, маво муженькаа! Уж поприба-авил он да мне-ка горюшкаа!..

  Ой, растили мы детей тру-уда-ами, ой, да осталися типерь они сиро-отами-и...

  Аля причитала так, как слышала много раз в родном селе и невольно училась этому всю жизнь, и получалось у неё совсем так же, как было принято у местных русских женщин из кержаков***.

  Вечер и часть ночи Аля была безутешна и продолжала оплакивать без вести пропавшего мужа. Надеялась, что все же объявится её Толя, что не так все плохо, как она представила. Однако, муж не объявлялся. Хотела было Аля пойти на разборки к Васе, но подумав, решила поступить по-другому. Наутро, собравшись с мыслями, села она писать заявление в милицию. Накатала целых три страницы, подробно, со всеми подозрениями и обвинениями в адрес бывшего зэка, а ныне преступного типа и потенциального убийцу - Васи-коммерсанта, и отнесла в участок.

  Строгий и угрюмый сельский участковый милиционер, Степан, за принципиальность прозванный кем-то из стариков Сталиным, сидел за столом в своем кабинете. Он вскользь прочитал заявление, поморщился и попросил переписать, оставив только смыл. Но Аля категорически отказалась.

  - Давай мне свои порядки здесь не устраивай! Ты имеешь представление куда пришла, а?! - рявкнул пожилой уже капитан. - Пиши, как я скажу или катись... к кузькиной матери!

  Аля вылупила испуганные глаза, прижалась к стулу и с трудом выдавила:

  - Ну, ладно.

  Сталин сухо и четко продиктовал заявление, которое уместилось в полстраницы. Сделал запись в журнале и приступил к официальному расследованию. Опрос очевидцев вчерашнего инцидента к каким-либо обнадеживающим уликам не привёл. После злополучного вечера Толя будто исчез, из магазина Васи он ушел своими ногами в темную ночь и безвозвратно.

  Собрав показания очевидцев в папку, участковый отвез дело в районный центр Чарышское, передал начальству и стал ждать, когда пришлют следователя.

  Через день появился молодой следователь, улыбчивый лейтенант Сивицкий. Покрутился день, формально опросил свидетелей и потерпевших: Алю, и старшего сына, Беку. Отдельно допросил Васю. У того было железное алиби: он всю ночь работал в магазине и это подтверждали несколько свидетелей. Ничего нового не обнаружив, следователь вечером уехал. "Как-то между прочим он тут все расследовал?.. Чего они молокососа отправили-то, не нашли штоль поопытней кого?.. Надо бы при случае пожаловаться ихнему начальству..." - пришла в голову Але еще одна неоригинальная идея.

  Прошла неделя. Затем вторая. Вестей с района не было. Не объявился и Толя. Аля потеряла всякую надежду, а уверенность в смерти мужа только возрастала.

  В начале третьей недели участковому позвонил дежурный с районного УВД и попросил привезти родственников пропавшего Аргышева Туруша на опознание трупа.

  - Ты, хозяйка, давай это... собирайся ... поедем на опознание..., - угрюмо опустив голову, выдавил Сталин, зайдя в дом. - Звонили с района... Видать, не живой твой Толик-то, раз на опознание...

  Хладнокровный взгляд капитана сменился на участливый, а руки были учтиво сложены ладонями друг к другу, готовые в любую минуту прийти хозяйке на помощь.

  Глаза Али недоуменно посмотрели на участкового, затем она быстро-быстро заморгала и ... полилась нескончаемая плачевная песня:

  - Ой, да уж видно мине горе го-орькуюю, ой, уж видно век не дождати-исее, ой, да уж и муженька не дозвати-исее, ой, уж с тово свету бе-елогоо...

  Сталин нерешительно потоптался на пороге, затем повернулся и вышел. "Пусть выплачется, так