Фёдор подошёл и толкнул серебряную ручку. Спальня представляла собой кровать с балдахином, пару тумб, шкаф, но он пустой, и небольшой читательский уголок. Шатен сидел на кровати в чистой одежде. Новый камзол одевать не стал, только белая рубашка, брюки и жабо с красным камнем. Он обратил внимание на друга, а потом снова на носки своих туфель. Брюнет сел в кресло. Осаму подошёл и сел в другое. На столике лежал открытый том произведения. Какого — не столь важно.
— Не забывай меня и живи… - снова, уже в сотый раз произнесённая просьба Чуи. В этот раз он не плакал лишь ждал вопрос от друга.
— Что это за слова?
— Это её просьба. И последние слова. Фёдор, скажи мне как другу, что мне теперь делать? Чего желать, и зачем жить? Что бы ты сделал?
Фёдор подумал несколько секунд. Настенные часы указывали на пять вечера. Скоро закат.
— Весьма продуманная просьба, признаю. Возможно она догадывалась, что меня ты не послушаешь в любом случае. Попробуй исполнить последнюю волю мёртвой. Первая — не забывать.
— Хах, будто я могу?
— Дослушай. Забыть что-либо ты можешь только в глубокой старости, поэтому поставь напоминание на самом видном месте. Не знаю, посади дерево с персиками, или куст рыжих роз, или…
— Статую?
Фёдор замолк. Он прекрасно знал, откуда Дадзай взял идею, со статуей. Из его сада, конечно. Фонтан отца, высеченный матери.
— Да, пожалуй это будет наилучшим решением.
Комментарий к Не забывай… и живи
Следущая часть возможно будет последней. Пишите отзывы!
========== Каменная невеста ==========
Я глупо гуляю по лугу
Режусь о колосья ржи
Жизнь - это бег по кругу
Миром были глаза васильки
Я молю твою измученну душу
Твоих слёз ласковый свет
Коль нет я жизни огонь тушу
Лишь явись, и я буду согрет
И памятник из белого камня
Я посвящу своей первой любви
С горячечными глазами
Вторю
《Не забывай меня… и живи》
Два месяца спустя
Он сидел у себя в кабинете, злой и угрюмый. Он, это разумеется Осаму Дадзай, хозяин поместья, небольшого сада со статуей, и ненавидящий свою жену муж. Свадьба была неделю назад. И этот день он будет проклинать до конца своих дней. Эту осень, этот сентябрь.
Шатен перебирал важные бумаги и договора, наводя порядок на столе. Необычно для него.
А всё потому, что он начал вовремя ложиться. Не было больше смысла куда-то выходить по вечерам.
Он больше не писал никому писем. Никакого рода, любовные или деловые, нет и всё. От чего, пёс его знает?
Его странности после рокового дня на площади только участились. Он мало ел, и на запястьях снова появились белые змеи со стерильным запахом. Как в пятнадцать, однако сейчас у него не было суицидальных намерений, это были напоминания. На левом запястье ножом было высечено “Чуя”. Дадзай никогда не давал этим порезам заживать.
Ещё одна странность. Он приказывал собирать васильки. Много васильков. В день могли принести от пяти средних букетов. Он сушил их и делал икебаны. На каждой вазе было подписано “Мои океаны”. А вазы эти стояли везде, и не обязательно только в его комнате: гостиная, гостевые, комната жены… Да, для жены он выделил отдельную комнату. Не мог он ложиться, и перед сном видеть лицо не той.
Почти весь день он сидел в саду и разговаривал или сам собой, или со статуей.
Теперь немного о самой любимой вещи в саду. Фонтан-статуя. Он был сделан из белого камня, а вместо глаз, юноша раскошелился на два светло-голубых берилла*. Сама Чуя, стояла согнув левую руку в локте, и согнув ладонь, как бы, “чашей” вверх. Там лежали семечки для птиц. Они сами прилетали и садились в ладонь, кушая. У Чуи было ровное лицо и улыбка, такая лёгкая и невесомая. Пышные волосы были собраны в хвост и закинуты на плечо. Волоски очень хорошо проработали. Девушка была одета в лёгкое платье, с которого струями стекала вода, создавая полупрозрачный слой платья. Свадебного. В подтверждение этому из воды была ещё и фата. Букет был из настоящих роз. Рыжих.
Дадзай берёг её словно от этого куска гранита что-то зависит. Нечто очень очень важное. Без него большое одиночество снова начнёт его посещать. Каждый день к ней приходили, и очищали от грязи и оставшихся семян и птичьего корма. Юноша лично следил за всем этим. Вот как он любит Чую. Нет не любил, а именно любит. До сих пор.
Возможно стоит немного поведать о жене Дадзая. Её звали Эмили. Она искренне любит своего мужа, но в то же время он её пугает. У неё угольно чёрные волосы и… Синие глаза. Очень синие. Опасно ходить с подобными рядом с шатеном. Это та ошибка которую она совершила. Буквально вчера. Брюнетка хотела отнести чай и орешки мужу в кабинет. Держа поднос, и шелестя тёмно синим платьем, она открыла дверь. Осаму в тот день горбился над какими-то бумагами. Не обратив внимания, впрочем как и всегда, на равнодушие мужа она подошла к столу, и поставила поднос с гостинцем рядом с его рукой. Тут он посмотрел на лицо своей жены и отшатнулся.
Опрокинулась стопка бумаг.
С губ упала фраза.
— Не смотри больше мне в глаза. Я не хочу видеть твои очи. - и он вновь сгорбился над документами.
Не подумайте, Эмили не было уродиной, напротив же очень даже красивой. Прекрасные ровные черты лица, длинные ресницы. И очень красивые глаза. Были бы, если не синие, думал шатен. С того самого “разговора” Эмили ко всему прочему одевала чёрную вуаль, закрывающую глаза чёрной мелкой сеткой. Она напоминала ей тиски.
На слова шатена, она бездушно опустила глаза.
Дадзай не очерствел до конца. Ему было бесконечно жаль жену. Но кроме жалости он больше к ней ничего не испытывал: ни злости, ни любви. Она напоминала ему бабочку с порванными крыльями, попавшая к нему в коллекцию, но пока не засушённая. Если она изменит ему он не удивится. Такой муж, как он не заслуживает её верности.
— Как скажешь дорогой. Можно будет тебя кое о чём спросить после работы? - она робко отошла от стола. Всё так же смотрела в пол.
Осаму потёр виски. И снова посмотрел на жену. Вновь ничего.
Ему не было дела до неё, и не шибко-то он желал с кем говорить кроме Фёдора. Чуть подумав,