сделано намеренно. Я перестала следить за модой, хотя и раньше не особо вдавалась в детали — просто носила то, что нравится, и невольно задавала идеал стиля девушкам района; теперь же мне претила мысль о том, чтобы каким-либо способом привлечь к себе внимание — особенно со стороны противоположного пола. Поэтому в моём гардеробе преобладали безразмерные свитера и потёртые джинсы, которые не оставляли места воображению — совсем; моими причёсками стали только хвост и коса, но чаще всего я просто-напросто закручивала на голове жуткое нечто, которое больше напоминало гигантский колтун — всё, что угодно, лишь бы казаться старше и страшнее, чем я есть.

Никогда бы не подумала, что буду ненавидеть собственную внешность.

В школе все девочки завидовали мне, копировали стиль в одежде, манеры поведения, макияж… И я с гордостью принимала это всё как данность — есть красивые люди, которых все любят, и есть средняя масса, которая подстраивается под остальных. Сейчас же я с радостью оказалась бы в той самой массе страдающих от нехватки внимания девочек, которые по вечерам льют слёзы от того, что никому не нужны.

Поверьте мне, это спасение, а не наказание.

Стоит только в жизни случиться какому-то горю, как мы тут же пересматриваем свой взгляд на многие вещи, о которых раньше даже не задумывались; внезапно неважное становиться главным, а важное теряет всякий смысл.

Да только по большему счёту всё это уже не имеет значения, потому что время не повернуть назад, и случившееся не исправить.

Достаю с полки затёртую до дыр книгу ещё одного любимого автора — «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте — и усаживаюсь на пол у батареи здесь же, под окном. Вильнув хвостом, Каин укладывается рядом и кладёт свою задумчивую морду на моё колено, уставившись куда-то под кровать. Очень часто, когда смотрю на него, ловлю себя на мысли, что начинаю верить в реинкарнацию — уж слишком несобачьей бывает иногда его реакция на многие вещи.

Быть может, в моей квартире живёт вовсе не пёс, а какой-нибудь мыслитель или учёный из восемнадцатого века; или женщина, которую в средние века признали ведьмой и сожгли на костре; а может, в шкуре Каина сейчас находился кто-нибудь из моих почивших родственников и просто оберегал меня.

Ну, или мне пора перестать читать фантастику, потому что моё разбушевавшееся воображение уже несётся впереди планеты всей.

Как это часто со мной бывает, я просыпаюсь в своей постели, когда за окном ещё темно, но солнце потихоньку окрашивает тяжёлые облака багрово-розоватым цветом — я частенько зачитываюсь до тех пор, пока не засыпаю с книгой там же, где села, а после папа переносит меня на кровать.

Вот кто для меня был и останется героем — не какой-нибудь там Капитан Америка или Железный человек, от которых весь итак сумасшедший мир окончательно сходит с ума, а обычный водитель экскаватора, который ночи напролёт дежурил у моей постели, когда я болела, потому что мама иногда работала по этим самым ночам; лечил мои побитые коленки после падения с велосипеда; а самое главное, вышел ночью на поиски моего насильника, хотя понятия не имел, где конкретно это случилось, и кого нужно искать. Вышел просто потому, что его дочь унизили и сделали больно; потому что иначе он не мог — вот где истинный героизм в моих глазах.

Да простит меня киновселенная Марвел.

Встаю на автопилоте и прохожу мимо зеркала — мне всё ещё противно и мерзко смотреть на своё отражение, потому что я словно вижу клеймо нечистоты вместо собственного лица — опять же, спасибо чересчур бурно развитой фантазии.

Про походы в душ вообще молчу: первые пару недель я стирала до крови мочалкой собственную кожу, и каждый раз купание заканчивалось для меня истерикой космических масштабов — вплоть до того, что матери приходилось отпаивать меня ромашковым чаем и, как в детстве, по полночи сидеть у моей постели, пока я не усну. Позже я, конечно, стала менее мнительной, перестала видеть на своём теле отпечатки пальцев Сергея, но ночник всё ещё каждую ночь горит в моей комнате, чтобы я, проснувшись ночью от очередного кошмара, не сошла с ума, увидев в тёмном углу то, чего там нет.

Странно думать, что раньше я без страха преодолевала отвесные стены — пусть и со страховкой — прыгала с парашютом и карабкалась несколько километров по горам, потому что сейчас я даже собственной тени способна испугаться; не представляю, как я раньше не боялась действительно страшных вещей.

После водных процедур я наугад вытаскиваю из шкафа растянутый свитер оранжевого цвета и какие-то жуткие зелёные брюки, и мне совершенно всё равно, что во всём этом я буду похожа на тыкву. На голове накручиваю нечто среднее между куксой и вороньим гнездом и для пущей убедительности в своей «уродливости» цепляю на нос очки — в дурацкой оправе, которая мне не подходит от слова совсем. Сделав глубокий вдох, смотрю в зеркало и выдыхаю, потому что совсем не узнаю человека, стоящего напротив — по-моему, у меня вышла отличная маскировка, хотя мне всё равно кажется, что я буду привлекать внимание.

Мнительность плюс паранойя — не лучшие союзники.

Захожу на кухню, и от моего внешнего вида мама в очередной раз тяжко вздыхает, но не произносит ни слова: мы уже давно сказали друг другу всё, что хотели. Такой камуфляж для меня — это своего рода условие, при котором я согласилась выбираться на улицу, чтобы совсем уж не одичать, и чаще всего в компании Каина. Он вряд ли бросится на моих обидчиков с ножом в случае чего, но с ним я всё равно чувствовала себя спокойнее.

Это как если бы под одеждой был кевларовый бронежилет.

Перехватываю пару бутербродов с кофе — я в принципе вообще не ем по утрам, потому что желудок поздно просыпается — прихватываю с полочки в прихожей наушники, надеваю аляску на два размера больше и снимаю с крючка поводок. Каин будто подсматривал за мной из-за угла: не успеваю оглянуться, как он уже стоит рядом и виляет хвостом. В последний раз подхожу к окну, чтобы убедиться, что город уже проснулся, и на улице есть люди, и только после этого вставляю в ухо один наушник, в котором тут же раздаётся песня группы Руки Вверх «Ай-яй-яй» и выхожу из квартиры.

Я могла бы стать отличным шпионом при должной подготовке.

Мы с Каином обычно даём кружочек-другой по парку, что на соседней улице — через пару домов от моего — и возвращаемся домой через магазин, в котором я покупаю себе шоколад или мороженое — в зависимости от настроения. Не знаю, что сегодня заставило меня пойти другим маршрутом: вместо своего парка мы направились в Центральный, который был гораздо больше и более уединённым — выше вероятность того,