стремительно плыли по небу, то и дело грозя пролиться каким-нибудь противным явлением природы, которое Ира терпеть не могла, а сейчас конкретно оно было ей не нужно вовсе: новорожденному ребенку от дождя лучше не станет, не вся магия в этом мире действенна настолько, что бы защитить его полностью.

— Вас хоть звать то как? — окликнула ее скептическим взглядом сидящая на лавочке бабушка — сама она утеплилась так, будто зима во всю гуляет по миру.

— Ирина, — женщина звенела в кармане ключами. Ранее она имела привычку постоянно их терять и огребать за этом на чем свет стоит: те связки были поважнее этих в сотни раз, но все равно привычка постоянно проверять их наличие осталась.

— А ребенок? Уж не ваш ли? Отец-то есть? — она хотела спросить еще что-то у замершей как в копанной рыжей, но замолкла. В груди у нее все оборвалось, дыхание сперло, возникло ощущение слишком резкого приземление и старушка как бы осела, втянув голову в плечи. Ей очень внезапно захотелось уехать в соседнюю деревню к брату и может быть помочь ему с работой по огороду, хотя не была она у него давненько и даже не вспоминала тоже порядочно.

— Не мой. Мужа нет, — Ирина говорила тихо, но начавшая разговор все равно слышала каждое слово и делалось ей от этого весьма не комфортно, — Вы бы, баб Алина, лучше не лезли. Сама, как-нибудь, разберусь.

Ее и правда не беспокоили потом, не заходили даже во вопросам ремонта в подъезде, не звали на вечерние ужины в гости. Опускали глаза когда случайно пересекались в подъезде, только один раз жилец с 4-ого этажа помог занести ей летнюю коляску, но это было уже потом. Сейчас люди дружно сошлись на мнении, что мешать этой странной женщине не стоит, пусть себе живет, но отдельно. Мол, и мы ничего ей делать не будем, и она нам тоже зла желать не станет. В стране, хотя скорее уже по всему миру ходили слухи о магах, периодически пропадали люди и в этих местах потом знатно фонило и еще куча странностей.

У Иры даже не спросили, куда делись супруги Терамоновы, посчитали, что лучше не знать.

Глава 1

Тишина, где мне всегда представлялось тиканье часов. Старинные, большие, с которыми всегда было запрещено играть, они стояли почти напротив ее кровати в зале. Стояли грозно и как-то очень по-свойски, с величием и всегда немного пугали своим видом — иногда даже днем. Большой циферблат, стрелки на котором замерли Бог знает сколько времени назад, был чуть позолочен. Тонкие, изящные, в противовес грубому корпусу, арабские цифры, благодаря которым я выучила их порядок с самого детства, как только научилась считать и иногда писала их в тетрадку просто так, мешая с непонятными даже ей странными символами. Впрочем, такие же имелись за маятником, виднелись сквозь натертое до блеска стекло и манили каждый день, каждую минуту. Манили прикоснутся к себе, провести сначала кончиком пальца, а потом и всей ладонью по немного шершавой внутренней стороне часов, шевелить губами и делать вид, что ты знаешь, что тут написано. Как будто сейчас обнаружил огромную тайну, как если бы твои родители скрывали, что ты приемный и на самом деле ты какой-нибудь последний маг из великой династии.

От меня ничего не скрывали — Ирина никогда не притворялась матерью, а когда я спросила, что к чему, рассказала все как есть. Что отец мой погиб на какой-то войне еще до рождения, а мать умерла, подарив жизнь. За 9 лет я наслушалась разного — и что подкидыш, и никакая Ирина мне не тетя, и другой вариант, мол, что взяли из приюта, а я просто не помню. Но взрослые чаще удивлялись другой вещи и вечно переспрашивали:

— Лена, это твоя тетя…?

Похожие как две капли воды — я выглядела точь-в-точь как маленькая Ира и единственным различием служили глаза. Они были менее выразительными, не такими большими, даже немного косоватыми, если вообще приглядеться, то правый был немного больше левого. В отличии от болотных лесов в глазах женщины, у меня собирались тучи. Еще не те сине-фиолетовые, которые предвещают грозу, а монолитные, с проблесками неба и предчувствия неминуемого противного дождя: сильного или не очень. Такой лил в тот день, когда я родилась, как рассказывала Беликина старшая. Но вопреки различным убеждениям, ливень я не любила, терпеть не могла и того дождя что моросил, еле чувствуясь. Мне нравилось другое: когда летним вечером туч почти нет, только одна, небольшая, которая может зарядить так, что остается только бежать до укрытия — за считанные секунды вымокаешь до нитки. Нравилось со смехом прятаться под крышей подъезда, а потом, когда он чуть стихал выходить и смотреть на лес, что был прямо через дорогу от их дома. И обязательно должно было быть солнце, в лучах которого так хорошо видно каждую каплю. За лесом плескалось водохранилище, его даже было видно — дорога к нему тоже начиналась в нескольких шагах от угла здания со стороны проезжей части.

Сейчас эта пора прошла: задули ветры, и листва сменила цвет под мои волосы. Еще одно отличие — в них не было огня, скорее просто тепло. Злато-рыжие, немного кудрявые они постоянно были убраны в хвост и доставали до лопаток — дальше расти отказывались уже с год и я, мечтавшая о волосах до талии, а возможно и ниже, совсем отчаялась.

Мне хотелось, чтобы эти чертовы часы шли. То, что они не работали ужасно угнетало, но Ирина говорила, что они в таком состоянии дороже жизни и никакой мастер не сможет их запустить, каким бы умелым не был.

Остальная мебель не сильно выделялась, осталась еще со времени Советского союза. Этот деревянный шкаф со стеклами, за ними стояли книги, до верхней полки я не дотягивалась, да и тетя запрещала брать оттуда что-либо. В доступности было все остальное — читай не хочу, а делать это я научилась едва ли не раньше, чем говорить.

Внизу находились две простые полки, на них располагался всякий мусор — старые журналы, тетради, не особо нужные книги и небольшой альбом с фотографиями, которых было ровно 24. Его никогда не пересматривали, не тыкали пальцем, усмехаясь «А это ты!», он просто лежал и пылился в углу, за энциклопедией по постной кулинарии.

Телевизора в доме не было, место, где он должен был стоять как раз занимал хлам. Вечерами мы находили чем заняться и без него, новости Ирина узнавала из трех газет — городской, областной и еще одной, которая охватывала всю Россию и немного другие страны. О них ей нравилось читать больше, потому что самую большую страну в мире, она ненавидела. Не любила Москву, не разу там не бывавши, противилась с Петербурга и более или менее еще переваривала Екатеринбург, но остальные города не переносила на дух, как и обитавших в них людей.

Я боялась, что она однажды уйдет, потому что здесь Ирина