лес не растет»(2007), действие которого разворачивается в мире Волкодава; более того, пес, спутник Коренги, оказывается не кем иным, как крылатым Симарглом.
Ряд идеологем «Велесовой книги» сегодня используется уже как стереотип массовой культуры. Например, В. Ю. Панов, автор цикла романов «Тайный город», сюжетно и тематически никак не связанного со славянской фэнтези, дает имя «Навь», восходящее к триаде «Явь — Правь — Навь» из «Велесовой книги»[14], одному из Великих Домов Тайного города. Любопытно, что Правь в некоторых художественных и во многих публицистических «родноверских» текстах истолковывается не как закон, установленный богами и исполняемый людьми, наподобие Веннской Правды в мире Волкодава, а как само небо, элемент трехчастной структуры мира. Из той же «Велесовой книги» в массовую литературу проник и Велес как бог ремесла и этических ценностей («правды»). Образ «скотьего бога» Велеса в славянской фэнтези вообще приобрел множество характеристик, так или иначе связанных с гипотетической реконструкцией В. В. Ивановым и В. Н. Топоровым «основного мифа» [Иванов, Топоров 1982, с. 227]. Так, в цикле Е. А. Дворецкой «Князья леса» Змей-Велес охраняет похищенную им богиню весны Лелю (здесь «основной миф» пересекается с гипотезой «Фаминцына — Рыбакова» о присутствии в древнеславянском пантеоне богинь Лады и Лели [Рыбаков 1981, с. 393–408]), а впоследствии сражается за нее в ритуальной битве с Перуном. В романе О. А. Григорьевой «Колдун» Велес противостоит Христу и препятствует крещению Руси. Кроме того, Е. А. Дворецкая вводит в пантеон славянской фэнтези женскую ипостась Велеса — Велу, «Хозяйку Подземной Воды» и супругу Велеса. А в цикле О. А. Шелонина и В. О. Баженова «Ликвидатор нулевого уровня» Велес предстает в образе деревенского сторожа с ружьем, который охраняет путь к христианскому раю (!) и регулярно спасает главного героя от необдуманных поступков (почему этот персонаж носит имя Велеса, «древнего славянского бога», как сказано в тексте, и для чего авторам понадобилось ввести в повествование эту фигуру, из сюжета понять невозможно). Помимо «Велесовой книги», авторы славянской фэнтези обращаются к таким текстам, как «исследования» М. Л. Серякова, В. А. Чудинова, В. Н. Демина и других представителей отечественной паранауки. Кроме того, некоторые авторы опираются при конструировании своих вымышленных миров на манифесты и сочинения неоязычников-родноверов. В частности, Е. А. Дворецкая в интервью сообщила, что в трактовке славянского язычества следует работам волхва Велеслава (И. Г. Черкасова)[15], руководителя Русско-Славянской Родноверческой Общины «Родолюбие». Следование Велеславу — который сам во многом следует Б. А. Рыбакову, к примеру, в описании функций Мокоши, Велеса и других божеств — проявляется у Дворецкой и впредставлении языческого условно-славянского пантеона (от Рода до Сварожича и Стрибога), и в не менее условном славянском календаре (дни Велеса, дни Макоши и т. д.), в описании обрядности («славы» в честь различных божеств), социальной организации (родовые общины, «старцы»-управители и т. п.) и даже принципов магии и демонологии (один из персонажей романа «Огненный волк» превращается после гибели в упыря, потому что «презирал Родовой Искон» [Велеслав 2008, с. 31]).
Роман Р. В. Злотникова «Собор» тоже многим обязан паранаучным теориям и родноверским манифестам, а также существующим в массовой культуре представлениям о древнерусской жизни, в том числе — почерпнутым из советских исторических романов наподобие «Руси изначальной» В. Д. Иванова. Так, социальная организация условно-славянского общества, система политических отношений, организация и инфраструктура «пограничного контроля» у Злотникова совершенно очевидно опираются на «Русь изначальную», где в качестве опорных пунктов противостояния Степи упоминаются «слободы», возникшие якобы в древнейшие времена. Кроме того, Р. В. Злотников весьма свободно комбинирует языческие пантеоны по общему признаку «славянства» (Перун, Род, Триглав), объединяет поклонение языческим божествам и тотемизм, элементы родоплеменной и раннефеодальной организации общества. В целом подобное «смешение» представлений о «праистории», в которой разворачиваются сюжеты славянской фэнтези, свойственно большинству произведений данного субполя массовой литературы.
В этой связи уместно вспомнить результаты мини-опроса, который мы проводили среди отечественных авторов на Конгрессе фантасто в России «Странник» в 2002 г.: было опрошено 20 человек, из них лишь четверо — М. Г. Успенский, О. И. Дивов, Е. Ю. Лукин и Э. В. Геворкян — подтвердили, что знакомы с основными научными и популярными исследованиями по славянской мифологии и фольклору: все четвер оназвали «Поэтические воззрения славян на природу», работы А. Коринфского «Народная Русь» и «Нечистая, неведомая и крестная сила» С. В. Максимова, исследование Э. В. Померанцевой «Мифологические персонажи в русском фольклоре», монографии Б. А. Рыбакова; кроме того, М. Г. Успенский и О. И. Дивов упомянули, что изучали некоторые работы Д. К. Зеленина, в частности, «Восточнославянскую этнографию», и работы В. Я. Проппа, прежде всего «Исторические корни волшебной сказки». Остальные же 16 человек (всего в Конгрессе принимали участие около 60 писателей-фантастов, среди них имели на момент опроса опыт написания фэнтези-текстов не более трети) сообщили, что никаких специальных работ не читали и не планируют. Поскольку это исследование проводилось достаточно давно, то специально для настоящей статьи мы провели еще один опрос среди отечественных писателей-фантастов, представляющих «четвертую» и «пятую» волны в российской фантастике («пятой волной» условимся считать поколение авторов, публикующихся с середины 1990-х годов). В опросе участвовали 29 человек, которые ответили на 4 вопроса; опрос проходил в феврале-марте 2014 г.
Вопрос 1. «Приходилось ли вам при работе над своими текстами обращаться к трудам отечественных фольклористов?»
Положительно ответили 27 человек (93 % опрошенных), отрицательно — всего 2[16].
Вопрос 2. «Если да, то кто из перечисленных российских фольклористов оказался для вас наиболее ценным источником информации?»
Было предложено выбрать из списка вариантов, и ответы распределились следующим образом:
Афанасьев А. Н. — 19
Пропп В. Я. — 18
Рыбаков Б. А. — 9
Веселовский А. Н. — 3
Потебня А. А. — 2
Буслаев Ф. И. — 2
Иванов В. В. и Топоров В. Н. — 2
Зеленин Д. К. — 1
Путилов Б. Н. — 1
Толстой Н. И. — 1
Богатырев П. Г. — 0
Пятеро опрошенных выбрали