- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (133) »
другому озеру. Лошади тяжело дышали. Петруха соскочил в грязь и повел кобылу в поводу.
Наконец впереди показалась черная громада бора. Роман посмотрел на восток, где у края земли тускло светилась узкая полоска неба.
— Давай поторапливаться, Петр Анисимович, — сказал он.
Лошадей отдали коноводу. Парень еще раз пояснил, как лучше попасть в село.
— Значит, выйдете к ключу, а за ним поляна. Потом подниметесь на взгорье, пройдете шагов двести и увидите дорогу. По ней наши мужики к смолокурам ездят. И валите по этой дороге до самой поскотины. Первый дом с резными воротами Евграфов, дальше тетки Семенчихи, а за Семенчихой проулок и гать. За прудом улица пошла. Там Савельич живет, на самом углу. У него колесо на журавле колодца и в огороде две сосенки. Там еще есть огород с двумя сосенками, но он поближе гати.
В бору было темно и сыро. Пахло корьем и прелью. Роман шел первым, с трудом пробираясь через заросли молодого сосняка. Ветки царапали руки, больно хлестали по лицу. Рубашка взмокла и неприятно льнула к телу. Да и зипун с чужого плеча жал под мышками.
На взгорье Роман остановился. Подождал Петруху. И только снова хотели тронуться в путь, как услышали скрипучий говорок колес. Затем кто-то прокашлялся и свистом понужнул коня. Телега приближалась со стороны села.
— К смолокурам поехали, — шепотом произнес Роман, и вдруг рука его невольно потянулась в карман и сжала рубчатую рукоятку нагана. В просвете между соснами качнулись красноватые огоньки папиросок и коротко блеснула сталь штыка.
Заметил это и Петруха. Он рывком прижался к сосне, будто хотел сшибить ее грудью. И так стоял, пока в бору опять не улеглась тишина.
— Солдаты поехали, — с тревогой сказал Петруха. — Неужели в Сорокиной каратели?
— Я, Петр Анисимович, не пойму, чего мы идем сюда. В разведку? — после некоторого молчания спросил Роман. Его мучил этот вопрос. Мучила, как ему казалось, многозначительная скрытность Мефодьева.
— Что тебе сказать?.. Савельич этот — наш человек. Он подсобрал кое-какое оружие, да и овсом обещал помочь. А пуще того отряду люди нужны. Организовать сорокинских надо.
— Ты что-то таишь, Петр Анисимович, — упавшим голосом сказал Роман. — Чего же ребята секретничают?
— Кто?
— Да все наши. Тот же Мирон Банкин.
— В самом деле, он что-то последнее время за Ефимом ходит. Но какие секреты у командира от нас?
— Не знаю. А только Касатик приметил, что неспроста это. Вдруг ни с того ни с чего весь штаб разбежался. Яша ушел с Ливкиным, теперь вот ты…
— Я мог и не идти. Ну, предложил мне Мефодьев кого-нибудь послать. Да ведь агитация-то штука тонкая. Решил вдвоем с тобой податься, — в раздумье проговорил Петруха. — И ты, Рома, в случае чего немым притворяйся. А меня и так к дезертирам не причислят, одноглазого… Да в Сорокиной и не должно быть войска. Вчера с тутошним мужиком разговаривали.
Село открылось сразу. Едва Роман вышагнул из согры, он увидел высокую, местами поваленную изгородь поскотины, а за нею в рассветной дымке постройки. Кое-где в домах светились окна. Село молчало. Лишь изредка лениво перебрехивались собаки, да на другом краю в который уж раз пробовал свой голос петух.
Тревога рассеивалась. Не было видно ни часовых, ни суеты в крестьянских дворах, ничего такого, что говорило бы о присутствии карателей.
— Что ж, пошли, — коротко бросил Петруха, на всякий случай переложив наган из кармана за пазуху.
Они перемахнули через изгородь. Прохлюпав сапогами по жидкой грязи улицы, свернули в узкий переулок. И застыли от неожиданности. По жердяному настилу гати прямо на них, тяжело переваливаясь с боку на бок, двигались подводы с солдатами. На передней сидел, ссутулясь, бородатый офицер в форменной фуражке с кокардой. Он заметил Романа и Петруху, вскинул голову и стал наблюдать за ними.
Уходить было поздно. Пока они добегут до кромки бора, их наверняка пристрелят. А впереди тоже погибель. Офицер учинит проверку документов, обыск, и тогда все пропало. Значит, надо драться. У Петрухи под полушубком две бомбы. Он швырнет их в белых, а в суматохе можно скрыться.
И вдруг Петруха увидел рядом с собой у обросшего лишаями мха амбара пеструю комолую корову. Увидел и ободрился. Может, и пронесет.
— Бери ее, Рома, за голову. Поволочем на гать, вполголоса сказал он.
Когда Роман торопливо приблизился к корове, она, лежа и не переставая жевать жвачку, боднула курчавым лбом. Петруха ткнул ее под костистый зад кулаком, потом выдернул из плетня хворостину и принялся стегать по впалым бокам. Корова поднялась и лениво потащилась к гати.
— Посторонись! Куды прешь! — зычно крикнул Петруха на ездового. — Дай прогнать скотину! — затем, словно только что разглядев на подводе офицера, добавил: — Извиняйте, ваше благородие, корову гоним.
Офицер сделал знак остановиться. Попыхивая папироской, внимательно посмотрел на Петруху и перевел настороженный взгляд на Романа.
— Кто такие?
— Мы, эта, тутошние. Корову я Гришке продал, а она, стерва, сбежала обратно до дому. Гоним ее сызнова к Гришке.
— Эй, ты! — крикнул офицер стоявшему поодаль Роману. — Подойди-ка!.. Я тебе говорю!
— Ён немой, убогий ён человек с малолетству. — И Петруха быстро замаячил пальцами Роману.
Тот что-то промычал в ответ, показал на корову.
— Вишь немой ён, — развел руками Петруха и кивнул в сторону гати. — Гони, Гришка, скотину… Ён ить и не слышит ничего…
Роман что есть мочи принялся нахлестывать корову. Он миновал последнюю, пятую, подводу, когда его догнал Петруха.
— Не оглядывайся, Рома, — раздался за спиной Петрухин шепот.
Поднимая оброненную хворостину, Роман все-таки посмотрел назад. Подводы по-прежнему стояли на гати, и офицер колким взглядом провожал мужиков. По-видимому, что-то в них показалось ему подозрительным.
— Стойте! — крикнул он, спрыгнув с подводы. Но мужики все так же шли, отчаянно настегивая корову. Вот они поднялись в гору и повернули в переулок.
Офицер добежал уже до середины гати. Однако месить грязь дальше передумал, махнул рукой и вернулся к подводам, которые тут же тронулись.
Опасность миновала. И тогда в переулке, привалившись к плетню, Роман раскатился хохотом.
— Ты чего? — удивился Петруха, смущенно оглядывая себя.
— Петр Анисимович, ты посмотри на корову. Это же бык!
— Фу, черт! — с досадой сплюнул Петруха.
— Может, поэтому и кинулся за нами офицер.
— Нет, Рома, если бы он заметил это, нас бы в два счета перестреляли. Ну и промашку же мы с тобой дали! Хорошо, что так кончилось…
Приветливый, длиннобородый Савельич, покрякивая, провел гостей в маленькую с низким потолком
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (133) »