собой, чувствуя, как тело снова наливается свинцом. С большим трудом он заставил себя подумать о деле: «Надо бы опушку осмотреть». Но для этого требовалось остановиться, отдать распоряжения дозорным, принять меры к прикрытию их огнем… Столько работы! И это в то время, когда трудно шевельнуть даже языком.

С самого начала марша Рындина преследовало трудно преоборимое желание не менять раз принятого положения. Всякая встряска на колдобинах, переход машины с одной передачи на другую, чей-нибудь возглас, вопросы водителя или просто необходимость что-то делать — все это вызывало резкое сопротивление расстроенного организма и без того невыносимую головную боль.

Рындин устало махнул рукой — бронетранспортер двинулся дальше. Рындин продолжал тупо глядеть на коричневые извилистые линии горизонталей и зеленые пятна рощ на карте. Мозг работал с трудом. Постепенно все условные знаки слились, превратились в зеленый туман. У Рындина шевельнулась мысль осмотреться на новой местности. Однако эта мысль была так слаба, что тотчас затерялась в сумбурных видениях дремоты. Опять у него учащенно забилось сердце, боль сдавила виски.

— Езжайте! — раздраженно бросил Рындин, не отдавая себе отчета в том, что значило это распоряжение для дела, ради которого его послали в «разведку». Он не выполнил приказа и был наказан.

…Шло заседание медицинской комиссии. Передо мной сидел бывший оператор радиолокатора Владимир Соловьев. В сущности, совсем еще молодой человек. Ему едва перевалило за тридцать пять. Но выглядел он на добрый десяток лет старше. И неудивительно, что медицинская комиссия пришла к заключению, что к службе на торговом флоте он не годен.

Смотрел я на Соловьева, а про себя думал: «Как же ты, дорогой товарищ, так пристрастился к зеленому змию и беззаботно относился к своему здоровью, так быстро располнел за годы службы на флоте?»

В училище Соловьев был неплохим физкультурником, но с приходом на корабль забросил спорт. Соловьев ленился выполнять даже утреннюю легкую зарядку, но зато часто выпивал. И врачам ничего не оставалось делать, как вынести столь суровый приговор. Кто же в этом виноват? Конечно же сам Соловьев.

Под влиянием алкоголя и внешне он сильно изменился, нос его распух и стал лиловато-сизого цвета из-за расширившихся мелких кровеносных сосудов. У него дрожали руки, и делал он все далеко уже не с прежним мастерством, хотя раньше его считали хорошим специалистом-оператором. Соловьев умел неотрывно следить за светлыми метками, медленно ползшими по матовому стеклу индикатора. Различить их было трудно. Они терялись на фоне «местников», сливались с ними. Но Соловьев умел, пользуясь аппаратурой снижения помех, точно определять местонахождение кораблей, бесперебойно давал о них верные данные. Алкоголь помешал Соловьеву повысить свои знания. Алкоголь не дал ему возможность показать все лучшее, на что он способен как специалист, предельную собранность, напряжение, наивысший результат. А ведь чем сложнее работа, требующая морально-психологического настроя, тем больше ей вредит употребление алкоголя. Зеленый змий способствует нарушению дисциплины, внимания оператора, наблюдательности, точности и быстроты его действия, увеличивает вероятность появления ошибок.

Так случилось и с оператором Соловьевым. Под влиянием алкоголя число ошибок у него за короткий срок выросло в 6–9 раз, и 54 % из них составляли ошибки в использовании органов управления. Соловьев стал вялым, безразличным ко всему, что прежде его так интересовало. Раньше он загорался от желания отлично выполнить любое задание капитана, а теперь оживлялся только при виде спиртного на столе. Выпив рюмку-другую водки, он уже не мог остановиться и все пил, пока совсем не терял разум. Соловьев был уволен из торгового флота.

А ведь все у Соловьева началось с выпивок спиртного без желания, просто ради забавы, по уговору товарищей в компании. Подвыпившие «друзья» уговорили его выпить водки. Если в такой компании пьющих оказывается непьющий, то его буквально заставляют выпить. Пристрастившиеся к алкоголю люди не верят в искренность человека непьющего. За столом, в компаниях, на вечеринках они пристают к непьющим — уговаривают, потчуют, стыдят, обвиняют в отсутствии товарищеского чувства, в неуважении к собравшимся, к хозяевам дома и т. п. Стараются навязать такие тосты, как, например, «за здоровье всех присутствующих», «за дела и успехи», а если человек отказывается выпить, порой не на шутку обижаются на него.

Если же последний твердо стоит на своем, то его осыпают упреками, ему говорят, что он не мужчина, его называют «скупым», «плохим товарищем», «глупцом» и т. д. Соловьев оказался неустойчивым человеком, он испугался таких упреков и из желания не отстать от компании начал пить, «как все», а потом уже не мог остановиться. По этому поводу существует поговорка: «Первую рюмку сам берешь, вторая сама тебя хватает». Вино стало насущной потребностью Соловьева, и он встал на порочный путь пьянства.

Первое время после выпивок в компании его лицо было розовым от возбуждения, но прошло немного лет, и после систематических выпивок его лицо и лица его собутыльников приобрели землистый оттенок, болезненный вид, стали отечными. Все они стали пациентами психиатрической больницы.

Через несколько лет ко мне на прием пришел уже тяжело больной Соловьев. Припухшее одутловатое лицо, мешки под глазами, густая сетка морщин. В глазах — выражение безразличия и усталости. Впрочем, для оптимизма у работника теперь уже продовольственного магазина и в самом деле нет оснований. Неприятности по службе, дисциплинарные взыскания, конфликт с женой. Дорого же обошлась человеку приверженность к спиртному…

Откровенного разговора с Соловьевым у нас так и не получилось. Он сразу же ушел, как говорят, в «глухую защиту». Нет, он не отрицает: случаи выпивок бывали. И неоднократно. Но, по его мнению, для работника торговли даже полезно умение найти общий язык с «нужным» человеком за буфетной стойкой.

В магазин Соловьев прибыл с серьезным взысканием. Встретили его сдержанно. Никто, впрочем, не попрекал, не напоминал о старых ошибках. Понимали, Соловьев достаточно пережил. И коль он прочувствовал свою вину, хочет загладить ее безупречной работой, надо помочь ему.

На первых порах Соловьев и впрямь энергично взялся за работу. Все шло хорошо до того времени, пока он держался подальше от «злодейки с наклейкой». Но недолго так было.

В магазине небольшого городка каждый на виду. Люди стали замечать, что Соловьев все чаще прикладывается к спиртному. Пьет по поводу и без оного. Дома и на службе. Бывало так: