Литвек - электронная библиотека >> Владимир Евгеньевич Рожнов >> Психиатрия и наркология и др. >> По следам зеленого змия >> страница 3
вызывают Соловьева в разгар рабочего дня по неотложному делу, а того и след простыл. После обеденного перерыва появляется. От людей старается держаться подальше, прикрывает рот рукой.

— Где вы были, Соловьев?

— Ездил за овощами.

— Почему никого не поставили в известность? Кто выделял вам машину?

Выясняется, что машину никто не выделял. И никуда он не ездил. После вчерашней попойки чувствовал недомогание, вот и пошел опохмелиться.

В деятельности работника торговли все явственнее стали обнаруживаться промахи и недостатки. За каких-нибудь полгода он получил три строгих взыскания. Другой бы давно сделал для себя серьезные выводы, а ему хоть бы что. Поведение Соловьева обсуждалось на собраниях. Он каялся в своих ошибках, заверял товарищей:

— Больше со мной ничего подобного не повторится. Поверьте в последний раз.

Но товарищи уже не верят Соловьеву. Человек стал рабом постыдной привычки, потерял всякую совесть.

Попойки и связанные с ними знакомства с сомнительными женщинами привели к тому, что в семье сложилась нездоровая обстановка. Жена его работает. На ее плечи целиком легли и воспитание детей, и хлопоты по хозяйству. Соловьеву помочь бы супруге. А он ходит по питейным заведениям и, возвратившись домой, скандалит.

Может возникнуть вопрос: а стоило ли заводить разговор о Соловьеве? Ведь подобных ему в нашей стране единицы. Стоит! История его морального падения показывает, к чему может привести потеря человеком личной ответственности за свою работу и поведение.

В плену у алкоголя Соловьев оказался не сразу. Вначале прикладывался к рюмке разве только по большим праздникам. Потом вошло у него в привычку «обмывать» покупки, отмечать попойкой, каждый выходной. Тут бы и остановить его, сказать сурово и прямо: «Возьмись за ум».

Соловьева, к сожалению, по-настоящему не одернули. А сам он постепенно все больше и больше утрачивал чувство ответственности за свое поведение. Кривая дорожка зеленого змия, на которую он вступил, заводила его все дальше и дальше. Он был уволен из магазина и дошел до последней стадии алкоголизма. Так пьянство погубило человека.

А вот другой пример. Ведь верно говорят, что молодость не знает устали. И даже засыпая после трудного боевого занятия, курсант Анатолий Соколов думал о предстоящей встрече с Зиной. С нею он познакомился во время одного из очередных увольнений. Потом встречался еще несколько раз. Девушка понравилась Анатолию. Правда, ему порой становилось неловко от ее откровенно грубоватых шуток, намеков, мол, надо бы «обмыть» знакомство. И все же Соколова тянуло к ней, и он, чтобы с ней встретиться, грубо нарушил воинскую дисциплину. Но тайное вскоре стало явным. Перед тем как уйти отдыхать, дежурный по военному училищу решил проверить, во всех ли помещениях наведен порядок. И тут он увидел, что нет на месте курсанта Соколова. Дежурный задумался: «Куда мог уйти Соколов в столь поздний час?» И решил: «Ладно, дождусь возвращений, разберусь, а потом уже лягу спать».

Курсант Соколов вернулся среди ночи. Лицо его раскраснелось, язык заплетался. Соколов признался: «Да, выпил немного. С кем — неважно! Другое дело, почему? Были на это причины. Вчера вот, например, плохое письмо из дома получил, а сегодня — свидание с Зиной не состоялось: у нее были гости, и пришлось с ними выпить».

Курсант Соколов за недисциплинированность был строго наказан. Но вскоре из-за выпивки совершил новый проступок. Вот как это было…

Пароход медленно отошел от пирса. Курсант Соколов, оставшийся на берегу, с сожалением подумал о том, что прогулка с Зиной на пароходе, о которой он столько мечтал, сорвалась. А ведь виноват сам: не договорился с ней, не приобрел заранее билет, и вот теперь долгожданное увольнение в город без встречи с Зиной стало скучным и неинтересным.

Соколов посмотрел на часы. Было время обеда, однако в училище ехать не хотелось. Он направился в ближайшую столовую, наскоро пообедал. Когда рассчитывался с официанткой, к столу подошла пара.

— Здесь свободно? — осведомилась девушка.

— Устраивайся, Клава, — поддержал ее спутник, по всему видно «тертый» парень. — А что, артиллерия уже снимается с огневых? — подмигнул он Соколову. — Уважь, друг, составь компанию. Клавочка, сообрази…

Соколов замялся. В самом деле, зачем уходить? На улице — нестерпимая жара, длинные очереди у киосков с газированной водой, переполненные троллейбусы. А здесь — прохлада, располагающий к разговорам полумрак и Клава, которая поспешно вышла куда-то «сообразить». Что это означало, Соколов догадался без особого труда.

Спустя несколько минут на столе красовалась яркой этикеткой бутылка вина. Парень, назвавшийся Николаем, ловко открыл ее.

— Ну, друзья, — поднял он до краев наполненный стакан. — Выпьем за встречу и вообще…

Соколов опасливо покосился на дверь, смущенно проговорил:

— Мне, товарищи, не полажено. — Но, заметив, как хмыкнула Клава и ухмыльнулся ее приятель, неуверенно добавил: — Разве немного…

Выпить, однако, пришлось до дна. Потом налили еще, заказали закуски, и Николай, аппетитно разжевывая котлету, фамильярно похлопал Соколова по плечу:

— Давай, Толик, рассказывай, как служба идет.

Захмелевший Соколов посмотрел на своих случайных знакомых так, как может это делать человек, знающий нечто интересное, не известное собеседникам, и снисходительно протянул:

— Вообще-то, я артиллерист не в чистом виде.

— Как это понимать? — отодвинул тарелку Николай.

Соколов многозначительно улыбнулся, стал сосредоточенно рассматривать узор на бумажной салфетке. В голове шумело, пылало раскрасневшееся лицо, а приятель Клавы, который казался теперь вдвое шире в плечах, все задавал свои навязчивые вопросы. Это в конце концов надоело Соколову. Он медленно встал со своего места и… Что было дальше, помнилось смутно. Его везли куда-то на машине, кто-то в военной форме записывал его сбивчивые ответы. Соколов догадался: это — военная комендатура.

Ночью он проснулся с тревожным чувством. Хотелось курить, больно отдавалось каждое движение. Сквозь небольшое окошко над дверью камеры гарнизонной гауптвахты проникал слабый электрический свет.

«Конец, — встрепенулся Соколов. — Из училища отчислят. — Он торопливо поднялся, беспокойно заходил по камере. — Подвел товарищей… Что это за люди, с которыми познакомился? — теснились тревожные мысли. — Не наболтал ли я лишнего?»

Заснуть так и не удалось. Долгие часы, оставаясь один на один со своими мыслями, он перебирал в памяти подробности позорного проступка, ругал себя за малодушие, за то, что поддался влиянию случайной, весьма