Плен бесконечных циклов предполагал так же и бесконечное однообразие, плюсом к которому шла бесконечная скука. Пионер помнил все, или почти все циклы, в которых ему довелось побывать, и все они были абсолютно одинаковыми. Не просто похожими, а идентичными, словно капли воды, раз за разом падающие в воды бездонного озера. События повторялись с точностью видео-записи, а потому, после пары сотен повторений, Пионер смог составить у себя в голове детальный хронометраж. Он не просто знал – что и когда будут делать пионерки, но и с точностью до секунды мог предсказать, когда в лесу закричит птица, или листок упадёт с ветки.

Он столько времени провёл переживая одну и ту же неделю, что уже и не надеялся на какие-либо изменения. А потому, когда они всё-таки произошли, оказался не готов к ним. Забавно – столько раз молить хотя бы о крошечном отклонении от сценария, и растеряться, получив желаемое. Когда всё вокруг начало меняться Пионер, поначалу не знал, что делать и как вести себя в непривычной обстановке. Впрочем, удивительно ли, учитывая, что лагерь не просто изменился, а начал «портиться». Восьмидесятые уступили место девяностым и на смену культурному отдыху, труду и спорту пришли вседозволенность, разврат и алкоголь. Смолкли пионерские гимны, вместо которых теперь играл шансон, а товарищи превратились в приблатнённое быдло, распивающее водку и обжимающееся по кустам. Подобный контраст кого угодно выбил бы из колеи, особенно – после сотен тысяч циклов единообразия.

Во время своего первого своего витка в новом «Совёнке», Пионер снова почувствовал себя Смёном. Испуганным, растерянным и непонимающим, что вокруг происходит. Шарахаться от каждой тени он, конечно, не начал – не хватало ещё кукол бояться. Впрочем, здоровое опасение по отношению к ним всё же имело место быть. Новые версии пионерок вели себя намного агрессивнее прежних и теперь могли не хило навалять. Ни за что, а просто так. За то что сказал что-нибудь невпопад или просто рожей не вышел. Как Хацунэ Мику, например. Из-за своей наполовину азиатской внешности бедняжка стала лагерным изгоем и объектом всеобщей травли.

Видя, как куклы поступают с одной из своих, Пионер почти вспомнил, что означает чувствовать жалость. Почти – ведь по большому счёту ничего не изменилось. Перед его глазами всё так же разворачивался готовый сценарий. Только декорации стали более мрачными. Поначалу он даже подумал, что происходящее является чем-то вроде наказания за все его «художества», но прогулка по соседним лагерям опровергла эту теорию. Там всё было точно так же. Не везде, правда – в большинстве мест, которые он посетил, не осознающие себя Семёны раз за разом переживали лучшую неделю своей жизни, пребывая в блаженном полусне. Но вот в других всё тоже начинало меняться, и неудачники, оказавшиеся во враждебном окружении, волками выли от безысходности.

Наблюдать за их страданиями было забавно – хоть какое-то разнообразие. Прямо как глоток свежего воздуха в летний полдень.

Сам Пионер либо избегал столкновений с озлобленной шпаной, либо пытался прикинуться одним из них. Развлечения у этих ребят были, конечно жестокие, но они не шли ни в какое сравнение с тем что творил он в те дни, когда от отчаяния оказался на грани умопомешательства. Он не боялся показаться злым и жестоким, а скопировав манеру повеления героев боевиков из 90-х вообще без труда «вписался» в банду Алисы. У рыжей заводилы, командовавшей Славей, Ульяной, Леной, Шуриком и Электроником всегда была водка, украденная у безалаберных вожатых, что помогало скоротать время. Несколько циклов и вовсе пронеслись в пьяном угаре. Но хотя это было и забавно, Пионер всё же старался не забывать о главном, продолжая искать ответы на вопросы.

Выяснить причину произошедшего ему не удалось, но в процессе поисков он наткнулся на интересную загадку. В конце каждого цикла банда Алисы убивала Мику. Сначала над ней долго издевались всеми возможны ми способами – оскорбляли, унижали, заставляли сидеть за позорным столом в столовой, подбрасывали насекомых, запирали в шкафу, стригли и даже избивали. Смотреть на это было не особо приятно, но Пионер не вмешивался в разборки кукол. Сама Мику не интересовала его, в отличие от весьма загадочных обстоятельств её смерти. Утратившую главное своё достоинство мультиинструменталистку сбрасывали в туннели под старым лагерем, и запирали там в начале предпоследнего дня смены. Хоронили заживо под «Совёнком». Там кукла и оставалась.

Можно, конечно, было предположить, что она умирала от голода или добиралась до шахт погибала под обвалом, но Пионер, знавший многие тайны лагеря, имел основания сомневаться в этом. Поэтому сегодня, вооружившись фонариком и непробиваемой самоуверенностью человека, десятки раз умиравшего самыми изощрёнными и жестокими способами, он отправился к старому лагерю.

В лунном свете заброшенная двухэтажный дом выглядел даже ещё более жутко, чем обычно и напоминал теперь зловещего монстра с потрескавшейся каменной шкурой, пустыми чёрными глазницами, оконных проемы и кривой, беззубой пастью парадного входа. Зло и страх скопились в этом месте и чувствовались здесь во всем. Они вырывались наружу вместе со сквозняками, жадно смотрели на него из каждой трещины, каждой щёлки и каждого шва в кирпичной кладке. Что-то холодное и враждебное перетекало внутри стен старого корпуса, и Пионер не мог отделаться от ощущения, что за ним внимательно наблюдают, оценивая каждый шаг.

Любой из Семёнов, оказавшись на его месте, убежал бы прочь с воплями, но молодой человек с затенённым лицом лишь усмехнулся. Местечко было ему под стать. Не то, чтобы окутывавшая постройку зловещая аура совсем не влияла на него, но всё же чувства Пионера нельзя было охарактеризовать, как страх. Скорее уж это напоминало щекотание нервов, знакомое всякому, кто хоть раз смотрел напряжённый и захватывающий фильм ужасов. Он не первый раз оказывался в опасной ситуации и знал, что ему ничего не грозит. Циклы в испорченном «Совёнке» повторялись, как и раньше, так что у Пионера не было причин опасаться за свою жизнь.

Это заметно снижало градус напряжённости, из-за чего он видел перед собой не средоточие зла, а просто старый дом с выбитыми окнами, повсеместно облупившейся краской и покосившейся черепицей. Дом, между захламлёнными комнатами, пустыми коридорами и полусгнившими перекрытиями которого рыскало нечто тёмное и злое. Некое невидимое существо, выискивающее новые жертвы. С ним-то и хотел встретиться Пионер, в надежде развеять