улыбкой, сжав зубы и строя в душе планы мести безжалостному приятелю.

— Вот и всё. — Женька внимательно посмотрел на меня. — Как себя чувствуешь?

— Прекрасно, — процедил я, чувствуя, как на лице выступают крупные капли холодного пота.

— Тогда переворачивайся на живот. Света сделает тебе уколы. Кстати, Светочка, вы поосторожней с этим товарищем. Это сейчас он слабый и беспомощный. Как только оклемается — сразу начнёт приставать. Не сомневаюсь, он и сейчас уже строит планы на ваш счёт. Так что если почувствуете повышенный интерес с его стороны, сразу сообщайте мне. Я его выпишу, пока он не превратил отделение в филиал Содома и Гоморры.

— Хорошо, Евгений Петрович, — абсолютно серьёзно ответила милая девочка, вгоняя иглу мне в ягодицу.

Я лежал, уткнувшись лицом в подушку, униженный и оскорблённый. Потом сон окутал меня тяжёлым тёмным покрывалом, и я вновь отправился бродить среди клочьев серого холодного тумана. По-прежнему чертовски хотелось курить.

Проснувшись на следующий день, я принялся исследовать свою обитель. Тот факт, что меня поместили в отдельную палату с телевизором и холодильником, опрятную и светлую, наводил на мысль, что моя скромная персона ещё пользуется кое-каким уважением. Кряхтя и морщась, я сполз с кровати, осторожно поставил на пол больную ногу. Первый шаг дался с трудом, я охнул и тихо выругался. Дальше дело пошло лучше. Добравшись до двери, я огляделся в поисках халата, потом махнул рукой, натянул рубаху на колени и выполз в коридор. Там было пусто, и я поплёлся в туалет, гонимый никотиновым голодом. Встреченная по пути бабулька шарахнулась в сторону и перекрестилась. Я упорно двигался к цели. Густые клубы табачного дыма, витающие в узенькой комнатёнке санузла, вернули меня к жизни.

— Мужики, дайте сигарету, — попросил я.

Чьи-то жёлтые от никотина пальцы протянули мне мятую «примину» и чиркнули спичкой. Я сделал пару глубоких затяжек и понял, что сейчас упаду. Голова кружилась так, будто я неожиданно оказался на карусели; ноги стали ватными, и я медленно, но верно принялся сползать на пол. Крепкие руки подхватили меня и усадили на кушетку.

— Ишь ты, ослабел, — продребезжал старческий голос.

Я открыл глаза.

— Как себя чувствуешь, сынок? — в лицо мне заглядывал усатый дед в полосатой больничной пижаме. — Может, сестру позвать?

— Нет, не надо.

— Ну, смотри. С чем лежишь-то?

Я выдул в потолок струю дыма и собрался было ответить, но в этот момент дверь в помещение распахнулась и грудной голос, так впечатливший меня накануне, произнёс:

— Ой, а накурили-то! Так и знала, что вы здесь, — укоризненно сказала мне Света. — У вас же постельный режим. Вы что, не понимаете, чем такие переходы могут кончиться? А ещё доктор! Немедленно в палату.

— Видите ли, в чём дело, Светлана… э-э, простите, не помню вашего отчества, — начал я.

— Алексеевна. Вы пойдёте в палату или нет?

— Именно это я и собираюсь сделать. Но дело в том, что, дойдя до курилки, я безрассудно истратил весь свой небольшой лимит сил. Проще говоря, обратно я сам не доберусь. Вот если бы вы немного помогли мне, — сказал я самым невинным голосом, на какой только был способен.

Света растерялась. Видимо, вчерашние наставления Пастухова не давали ей покоя. Но профессиональный долг взял верх.

— Хорошо, обопритесь на меня. Вот так. Вам очень больно? — её серые глаза оказались совсем рядом. В них отразилось неподдельное сострадание.

— Очень, — соврал я, как бы невзначай опуская руку ей на талию. — Но вот так мне идти гораздо легче.

Нежное лицо девочки заалело, но она промолчала. Наша процессия медленно двигалась по коридору, пока не наткнулась на поджидавшего нас Пастухова.

— Света, я же говорил вам вчера! — всплеснул он руками. — Этот тип будет использовать любую возможность охмурить вас!

— Но, Евгений Петрович… — растерянно сказала Света. — Он не мог сам дойти до палаты. Пришлось помочь…

— Что?! — возмущённо хрюкнул Пастухов. — А ну, марш в палату, симулянт! Выпишу сегодня же!

— Подумаешь, напугал, — пробормотал я, с сожалением убирая руку с податливой девичьей талии. — Не надо так нервничать, Евгений Петрович. Помните, инфаркт молодеет с каждым годом.

Сопровождаемый его гневным бормотанием, я бросил последний взгляд на растерянно хлопающую ресницами сероглазую прелестницу и гордо прошествовал в свою палату. За дверью меня ждал сюрприз. Медведь по фамилии Горенец обхватил меня и сжал своими ручищами так, что на глазах чуть не выступили слёзы.

— Саня, наконец-то отошёл! Я уж думал, с тобой что-то серьёзное случилось! — прокричал он мне прямо в ухо.

— Что со мной может случиться? — я безуспешно пытался вырваться из его объятий.

— Ага, ничего серьёзного… Ты ж почти двое суток пролежал, как мёртвый. Только разговаривал иногда, бредил то есть. Мы каждый день приезжали, да и так я пацанов постоянно гонял узнать, не надо ли тебе чего, лекарств каких.

— Олег, отпусти. Ему больно, — послышался за спиной Горенца голос, заставивший меня вздрогнуть.

Наташа. Я стоял и молчал, не зная, что сказать. Видимо, слишком много чувств и событий в моей жизни завязалось на этой молодой женщине. Я вспомнил, как однажды она призналась мне в давней любви, пытливо глядя в душу влажными изумрудами больших глаз; и то, как я отказался от Наташи, когда этого потребовал её отец. Нет, я не испугался тогда, хотя, возможно, со стороны это выглядело именно так. И дело вовсе не в том, что отец её, Владимир Борисович, более чем серьёзный человек и слов своих на ветер не бросает. Он, как принято нынче говорить, авторитетный бизнесмен. То есть, сам чёрт не разберет, кто же он такой — бизнесмен или гангстер. Ну да бог ему судья. Просто я тогда не захотел усложнять свою и без того запутанную жизнь этим неожиданным чувством со стороны его дочери, к которой привык относиться почти как к младшей сестре. Хватит, усложнил уже один раз, усмехнулся, вспомнив свой неудачный опыт семейной жизни. А Владимира Борисовича я знаю много лет, когда-то он тренировал меня. Многое изменилось за эти годы. Я давно забросил бокс, да и он теперь готовит бойцов совсем не для ринга. Такая вот петрушка получается, вздохнул я и поднял глаза.

— Здравствуй, Саша, — сказала Наташа, подходя ко мне.

Понятное дело, её мы с Владимиром Борисовичем не стали посвящать в подробности нашего далеко не джентльменского соглашения. Я, впрочем, хотел объясниться с ней, но не успел, закрутившись в водовороте неприятностей, которые и привели меня на больничную койку.

— Рад тебя видеть. Ты стала ещё красивее, — пробормотал я, неловко ткнувшись сухими потрескавшимися губами в нежную