кожу её щеки.

— Как ты себя чувствуешь? — она провела рукой по моему лицу. — Зарос весь, колючий, как ёж.

— Ничего, сейчас побреем, — вмешался Олег, сглаживая возникшую неловкость. — Саня, вот фрукты, соки, чего ещё там Маринка натолкала — не знаю, — он показал на груду пакетов, громоздившихся на столе. — Она бы и сама приехала, но Валюшка приболела, так что извини.

— Да ладно, чего там, — ответил я. — Надеюсь, ничего серьёзного?

Марина — жена Олега. Я люблю бывать у них и видеть, как на глазах подрастает Валюшка, их дочь и моя любимица.

— Простыла немножко, — Горенец поставил на стол ещё один пакет. — Бритва, гель для бритья, одеколон. Если тебе не нравится «Кензо» — претензии к Наташе, она выбирала. Пижама, халат — всё здесь, — продолжил он, критически глядя на меня. — Сань, ты бы переоделся. А то в балахоне этом на привидение похож.

— Как же, на привидение, — вмешался Пастухов. — Это привидение уже вовсю к нашим медсёстрам клеится. Пошли на перевязку, гормон в ночнушке!

Я заметил вспыхнувшие в глазах Наташи недобрые огоньки и послушно заторопился к выходу. Успею ещё узнать, что она обо мне думает.

— Сань, тебя подождать? — крикнул в спину мне Горенец.

— Не надо, Олег. Приезжайте лучше завтра, — я скосил глаза на Наташу.

На её щеках расцвели алые розы негодования, заставившие меня поспешно скрыться за дверью. Характер она унаследовала от отца и в гневе просто опасна.

Света сурово оглядела меня и показала на кушетку, стоящую посреди перевязочной.

— Ложитесь, больной.

Лёд в её голосе заставил меня безропотно взгромоздиться на холодную клеёнку кушетки и замереть в грустном ожидании предстоящей экзекуции. Появился Женька, вымыл руки и принялся разрезать повязку.

— Так, что здесь у нас… Не дёргайся! Света, ты мне пока не нужна.

Медсестра вышла, оставив нас наедине.

— Лежи спокойно, я тебе говорю. Ну, ничего, — удовлетворённо произнёс Пастухов. — А вообще, Саша, я тебя не понимаю.

— В каком смысле? — простонал я, морщась от боли.

— Когда ты уже остепенишься? Тебе сколько лет?

— Столько же, сколько и тебе. Тридцать летом будет.

— Вот именно. Но разница между нами в том, что я в свои тридцать уже окончил аспирантуру, защитил кандидатскую, заведую отделением. В конце концов, женился, у меня двое детей, — он принялся за швы на голове. — Не напрягайся так, кровь из носа пойдёт. Он у тебя, кстати, сломан и…

— Знаю, — оборвал я его. — Дальше что?

— А то, что пора уже задуматься о жизни. Та девушка, что пришла тебя проведать с этим криминальным элементом, как его…

— Горенцом.

— Точно, Горенцом. Она ведь готова была сидеть возле тебя день и ночь, пока ты без сознания валялся. А ты, едва очнувшись, уже распускаешь руки с моими медсёстрами. Не стыдно тебе?

— А-а-а! — громко закричал я, чувствуя, что Женька задался целью проковырять мой череп насквозь.

— Что, больно? — удивился он. — Ну, извини. А друзья у тебя кто? Целыми днями в отделении толкутся какие-то бандитские рожи вроде этого Горенца, пристают ко мне с глупыми вопросами. Будто я могу знать, почему ты не торопишься очнуться. Даже охрану как-то раз пришлось вызывать. Всё, вставай. Только девочки этой, Наташи, и слушались.

— Неудивительно, — усмехнулся я. — Она дочь их босса. Её фамилия — Богданова. Слышал, небось?

— Ты серьёзно? Никогда бы не подумал, — он ошеломленно уставился на меня. — А сказала, что работает сестрой в твоей больнице.

— Что есть, то есть, — ответил я, пытаясь попасть ногой в тапочек. — Так что ты поосторожней. Будешь меня обижать — шепну ей, и Богдановские головорезы возьмутся за тебя всерьёз.

Я злорадно ухмыльнулся побледневшему Женьке и поплёлся к себе в палату. Первым делом перевернул стоящие на столе пакеты в поисках сигарет и зажигалки. Обнаружив к вящему удовлетворению и то и другое, открыл форточку и закурил. В чем-то Женька был прав. Конечно, неплохо было бы жениться, нарожать кучу детишек и общаться исключительно с интеллигентной публикой, которая не использует жаргонных словечек и не ездит на разборки. Всё это так. Вот только жизненный опыт подсказывает мне, что счастье в браке — штука такая же эфемерная, как мифическая птица Феникс: все про неё слышали, но никто не видел. Что касается друзей… Знавал я очень приличных, на первый взгляд, людей, оказавшихся на поверку мерзавцами. К сожалению, ни образование, ни положение в обществе не в состоянии гарантировать элементарной человеческой порядочности. К тому же, вовсе не мы выбираем себе друзей. Это они выбирают нас, поддержав в трудную минуту.

В любом случае, все контакты с Богдановым и его людьми я решил оборвать ещё до того, как угодил в больницу. Посмотрим, что из этого выйдет, подумал я, принимаясь за бритьё. Через полчаса из зеркала на меня смотрел вполне приличный гражданин, одетый в дорогую синюю пижаму и роскошный малиновый халат. Где только Наташа всё это откопала, усмехнулся я, играя витым поясом халата. Потом перевёл взгляд на свежевыбритое лицо и поспешно отошёл от зеркала. Зачем расстраивать себя по пустякам? В дверь осторожно постучали.

— Да! — крикнул я.

На пороге возникли две фигуры, обременённые сумками и свёртками.

— Всегда знал, Санька, что ты любишь поспать, но чтобы двое суток подряд… Это ты, брат, постарался, — фигура пониже, щуплая и седоволосая, оказавшаяся моим родным дядькой, попыталась похлопать меня по плечу. Не дотянувшись, он потрепал меня за локоть и обернулся. — Ты только посмотри, Сонь, на кого он стал похож. Вылитый Фантомас с похмелья.

— Что ты пристал к ребёнку? — Тётка расцеловала меня и прослезилась. — Совсем ты, Саша, исхудал. Надо побольше есть и меньше курить.

— Так и сделаю, — пообещал я. — Ну, что вы стоите. Садитесь.

— Да, Санька, напугал ты нас. — Дядька присел на кровать и закурил, стряхивая пепел на пол. — Ты почему мне ничего не сказал? Обещал ведь! А так я на совещании только узнал, что ты в аварии чуть не погиб. Что у тебя с этим Сысоевым вышло-то?

— Так получилось, — я сделал виноватое лицо.

— Получилось, — проворчал он неодобрительно.

Дядя Паша работает в милиции. Чем конкретно он там занимается, — убей бог, не знаю, но строить из себя большого начальника очень любит. Выглядит это довольно смешно, и я не обижаюсь.

— Да ладно тебе, — хлопнул я его по колену. — Рассказывай лучше, как у тебя дела.

— А что у меня? Работаем потихоньку. Софья, ну что ты сидишь? Корми парня, пока всё не остыло.

Тётка охнула и засуетилась. Я с тоской наблюдал, как стол в моей палате превращается в филиал буфета. Банки, баночки, кастрюльки — всё это заполонило стол и грозило занять ещё и