Ещё чисты руки, позже запятнанные кровью, ещё живы те, кому суждено умереть. Кто-то получил по заслугам, кого-то мне и по сей день искренне жаль, о ком-то я и сейчас тоскую с неизменной сердечной болью… Как жаль, что не дает нам жизнь второго шанса! Написав не то на одной из страниц, я бросаю ее в камин и пишу заново. Но повесть жизни своей мы пишем сразу и набело, без черновиков. И как, порой, это жаль!..

Часть первая: Рыцари Севера

Глава первая: Афанасий Валенский.

– Ты шибко-то не расслабляйся. – Возразил на триумфальные речи Кенки его брат. – Бергстрем не дурачок, и не мямля. Ход удачный, верно. И хорошо, что девка на стороне этого Рона, просто чудо, как хорошо. Говоришь, держалась свободно, запуганной не выглядела?

– Не то слово! – Кенка вальяжно развалился в кресле, чувствуя себя если не победителем, то очень к тому близко. – Эти все так и бросились ее наперебой уговаривать, скажи, мол, что тебя запугали, тебе угрожают, мы, мол, тебя защитим! А она – кремень! Против Хлорингов выступить отказалась, но и помощи им не обещала…

– То есть, говорила она, а Гирст поддакивал? – Нахмурился герцог. – Не очень-то это мне нравится…

Слуга, появившись, поклонился с извинениями и произнес:

– Госпожа Анастасия…

– Что – Анастасия? – Удивился Кенка. Ответить слуга не успел. Поразив и отца, и дядю до глубины души, девушка сама вошла в покои герцога. Кенка утратил дар речи. Мало того, что дочь без разрешения покинула монастырь в Лосином Углу и неведомо, как очутилась здесь, преодолев едва ли не треть Острова! Она еще и одета была в мужскую одежду, и волосы себе остригла! Герцог нахмурился сильнее, привстав из кресла, в котором сидел, как всегда, перекусывая.

– Это что такое?! – Просипел Кенка, от изумления лишившись дара речи. Глаза его, и без того слегка выпученные, выкатились из своих глазниц, словно у рака. – Кто посмел… Как… ты что… рехнулась?!!

– Рехнулась?! – Девушка была бледной, но на лице ее была написана отчаянная решимость. – Я – рехнулась?! Да, рехнулась! – И, оттолкнув слугу, внезапно бросилась к нему и замахнулась ножом.

И не смогла ударить быстро, хотела – и промедлила, решиться убить отца оказалось легче, чем сделать это на самом деле. Слуга бросился к ней, обхватил сзади руками, оттаскивая от графа. Тот сначала обмер, не веря ни одному из своих органов чувств. В его понимании, он, как отец, имел право делать со своей дочерью все, что угодно, даже, если что, и убить; но дочь, по его святой вере, обязана была чтить его и испытывать перед ним трепет. В этот миг словно небо раскололось над ним, и мир рухнул. Дочь! Его собственная дочь – бросилась на него с ножом?!

– Дьявол! – Выкрикнул он не своим голосом, вскакивая. – Ты – дьявол, не дочь! На родного отца руку… Чудовище! – Выхватил кинжал, но между ними встал герцог.

– Стоять! – Рявкнул он. – Анастейша! Что на тебя нашло?!

– Он убил Вэла! – Крикнула та, не прекращая вырываться. – Он убил моего Вэла, это он, он убил его, дядя! Я любила его, любила, любила!!! – И зарыдала, выронив нож. Кенка побагровел.

– Еще и шлюха?! Да я весь этот монастырь с землей сравняю… Чему они мою дочь научили?! Что я говорю! Ты не моя дочь, ты – дочь дьявола! В подвал, в самую темную дыру, и плетей…

– Молчать! – Вновь рявкнул герцог.

– Ты за нее заступаешься?! – Изумился Кенка. – Ты что, не видишь, что это не девушка, это отродье бесноватое…

– Я не отродье! – Выкрикнула рыдающая Анастасия. – Я любила его, и он любил меня!

– Да как он мог тебя любить, дура толстозадая?! – Вскинулся Кенка. – Ты рот свой закрой…

– Он любил меня!!! – Завопила Анастасия. – Я беременна от него!!! Мы собирались пожениться!!! А ты его убил!!!

– Не смей! – Крикнул, вне себя, Кенка. – Не смей такое говорить! Тварь неблагодарная, дура, за что ему любить тебя, ты сама себя видела, идиотка?!

Герцог, качнувшись вперед, ударил огромными кулаками о стол и издал такой рев, что примолкли и Анастасия, и ее отец. Герцог, зажмурясь и гримасничая, боролся с собой изо всех сил. Выдавил:

– Господи… есть ли… есть ли что в мире более жалкое… мерзкое… чем отец, ревнующий дочь к молодому парню?!

– При чем тут… – Открыл рот Кенка, но брат его крикнул:

– Заткнись! Анастейша! Вон отсюда! Я сам с тобой разберусь… – И, дождавшись, пока она не выйдет под конвоем того же слуги, чуть повернул голову в сторону Кенки. – Дождался?.. Дождался, Дристун?! Я говорил тебе, что девчонку надо забирать из монастыря, еще три года назад… Ты держал ее там, чтобы без помех таскаться в вертеп свой поганый. Девка перезрела и сбесилась, и это – твоя вина! – Он ударил кулаком о стол. – Ты пацана с нею оставлял, а ты думал башкой своей озабоченной, что он – молодой пацан, а она – перезрелая девка?! Что она прыгнет на него, как только ты от монастыря отъедешь?! Теперь у тебя есть бастард Эльдебринков и озверевшая девка, но это – он повернулся и уставил в сторону Кенки толстый палец, – целиком твоя вина!

– Как хочешь, – Кенка начал приходить в себя, – но я этого так не оставлю…

– Валяй! – Скривился герцог. – Убей и дочь, как мать убил… Но после этого – проваливай на все четыре стороны, Дристун, и сам разгребай свое дерьмо!

– А что мне – в жопу ее поцеловать за то, что она мне выблядка нагуляла и с ножом кидалась?!

– Это не выблядок. – Герцог перевел дух. – Это Эльдебринк. Если бы ты не полез на него, как ошалевший кобель, они бы поженились.

– На хрена мне восьмой сын?!

– Заткнись!!! Теперь тебе и восемнадцатый не светит, придурок! Если только мы не обратимся к Анвалонцам, не объясним ситуацию и не предложим им новый марьяж.

– Чего?! – Опешил Кенка.

– Что слышал. – Герцог пошел, вновь уселся в кресло и жадно набросился на копченые желудки. – Пусть спасают ситуацию. Их мальчишка обесчестил твою дочь. Она носит их внука. Сыновей у них, как грязи, пусть женят одного из них на Анастасии.

– А они так и бросились родниться! – Фыркнул Кенка, не желая отказываться от мечтаний о том, как станет тестем герцога Элодисского.

– Согласен: предложение не особо выгодное. Учитывая ситуацию с мальчишкой, почти безнадежное. Но другого выхода у нас нет. Кому еще мы ее сунем с животом? Хлорингам? Забудь. Лефтеру, Бергстремам? Кюрманам?.. Идиот… Господи, какой идиот! За что мне такое у»»ще вместо брата?!

– А она, значит, будет сидеть и угорать, да?! – Возмутился Кенка. – После того, что сделала, после того, что с ножом, с ножом на родного отца…

– Посидит взаперти, остынет. Покается. – Вздохнул герцог. – Хватит. Ты уже ею распорядился, как надо. Я сам