просите помощи. Вы не обращаетесь за психологической поддержкой. Вы никому не рассказываете о своих чувствах. Вы страдаете молча. Несмотря на то, что мне знакомы основные принципы самопомощи, я, как и вы, – не исключение.
На протяжении нескольких недель после операции Майкла я находилась в «режиме выживания». Я пыталась совмещать потребности мужа с необходимостью строить наш новый дом, руководить бизнесом и писать эту книгу. Я составляла длинные списки дел, чтобы ничего не забыть. Я перескакивала с одного дела на другое в состоянии перманентной мультизанятости и просыпалась посреди ночи с чувством беспокойства, размышляя обо всем, что необходимо было сделать. Когда уровень напряженности возрос – я начала много есть, чтобы заглушить свое раздражение и недовольство; это обычная реакция тех, кто постоянно помогает всем и при этом сам отчаянно нуждается в помощи. Подобно скороварке, я была готова взорваться в любую минуту и в результате поступала как обычно. Когда у меня скапливалось огромное количество нерешенных проблем, я мирилась с этим и выполняла просьбы других людей, нуждающиеся в моей помощи, забывая при этом о своих собственных потребностях – нет, не забывая, а, скорее, игнорируя их и пытаясь при таком положении вещей справиться со всем самостоятельно. Большую часть времени я испытывала одиночество и страх, но никому не рассказывала об этом. Я просто настойчиво двигалась вперед. Совсем скоро я почувствовала, что изо всех сил стараюсь остаться на плаву, барахтаясь руками и ногами, чтобы не пойти на дно. Иными словами, я изо всех сил двигалась вперед, чтобы только остаться на месте. Куда же делась экстремальная самопомощь?
Изо дня в день я игнорировала свои потребности. Я писала книгу об экстремальной самопомощи, а моя собственная жизнь представляла собой полную противоположность – экстремальную запущенность! Сказать, что я работала на последнем издыхании, было бы явным преуменьшением.
В конце концов, когда я вынуждена была признать, что оказалась в беспомощном состоянии, я попыталась получить совет у профессионала, занимающегося антикризисной поддержкой тех людей, которые пытаются помогать всем вокруг. Таким профессионалом оказалась одна удивительная женщина. Она стала для меня настоящей находкой, тем самым нужным мне человеком, в нужное время. Однажды во время встречи с ней, когда она выслушала мои жалобы на то, как я устала, она сказала: «Мне кажется, Шерил, что когда ты перегружена делами, ты поступаешь совершенно не так, как должен поступать человек. Вместо того, чтобы готовиться к действиям, просить о помощи и дать себе возможность передохнуть, ты посвящаешь себя бескорыстию. Ты не задаешься вопросом о том, что надо тебе, а переходишь на более скоростной режим и погружаешься в потребности других. Я думаю, пришло время покончить с привычными лишениями, не так ли?»
Лишения. Хм-м. Ее наблюдения задели меня за живое. Такой вариант я не рассматривала. Лишения. Лишенный. Лишаться. Некоторое время я сидела, и в моей голове крутились разные варианты этого слова. «Стоп, вот оно», – наконец решила я. Я чувствую себя лишенной. Несмотря на то, что я считаюсь экспертом в области самопомощи, столкнувшись с кризисной ситуацией, я вернулась к старым поведенческим привычкам. Я летела, я мчалась вперед в одиночку, часто попадая в зону турбулентности, но, тем не менее, продолжала движение к знакомой территории: к тому месту, где я автоматически нацеливалась на потребности других людей, избегала говорить о себе и всегда первой протягивала руку помощи всем нуждающимся. Но сейчас я устала – реально выдохлась – и у меня не было больше сил мучиться. Настало время изменить ситуацию.
Когда я в тот день пришла домой, я села на кровать, достала свой журнал и записала в нем следующее.
Я чувствую себя лишенной:
• сна;
• эмоциональной поддержки;
• времени для себя самой;
• физической энергии;
• дружеского общения (мне не хватало Майкла, моего партнера и лучшего друга);
• спокойствия (я то и дело постоянно о чем-то беспокоюсь);
• надежды (я боюсь, что ситуация не улучшится);
• соприкосновений (мне не хватает любви и близости, которые мне всегда дарил Майкл).
Когда я посмотрела на этот список, я подумала: «Неудивительно, что я чувствовала себя все это время такой опустошенной и обиженной. Я снова стала „хорошей девочкой“, которая берет на себя слишком много, а потом сама же страдает от этого». Да, у меня были смягчающие обстоятельства, касающиеся заботы о больном любимом муже, но все остальное было поводом для применения на практике надлежащей самопомощи, ведь так?
К счастью, у меня за плечами был достаточный опыт, и я знала, что делать. Осознанность является мощным катализатором позитивных изменений, и, когда я поняла, насколько сильно я ощущаю лишения, я без промедления начала применять экстремальную самопомощь. Я начала с расчистки своей территории и освободилась от большей части дел, которые разрушали мое эмоциональное и физическое пространство, то пространство, в пределах которого я могла заниматься собой и Майклом. Я продлила срок сдачи книги, ограничила количество телефонных звонков и электронных сообщений и перестала планировать все свое время. Моя цель состояла в том, чтобы дать себе возможности для передышки. Я приостановила некоторые бизнес-проекты и отказалась от тех, что вводили меня в состояние стресса. Кроме того, я определила для себя нескольких друзей, к которым всегда можно было обратиться за тем, чтобы излить душу. Я начала просить о помощи, несмотря на то, что это казалось мне трудным и неловким занятием. Со временем, когда я достигла практических успехов в экстремальной самопомощи, я начала исправлять свою жизнь.