сгубил нас. Неужели она всерьез собиралась продолжить начатое им?

После его смерти наиболее миролюбивые из зверолюдей постепенно привыкли приходить к нашему участку и обменивать то, что вырастили в своих садах, на нашу муку и соль. Дважды в неделю приходили они и наводняли нашу территорию, напоминая английский рынок вперемешку со зверинцем или картину эпохи Возрождения, изображающую какой-то из кругов Дантова Ада.

Монтгомери отчего-то не заметил, что на территорию пробрались Нерон и волко-медведь Тиберий. Млинг должен был охранять ворота, но на что-то отвлекся. Зверолюди начали понемногу перенимать наши пороки, за что больше всего следует винить Монтгомери. Он приучил их к табаку, который обменивал на еду, а еще, просто чтобы скоротать время, порой вырезал игральные кости, которыми они играли на луковицы, черепашьи яйца и что там еще приносили на обмен зверолюди. Тем утром Млинг играл с ними в кости.

— Почему у нее хлыст? — Услышал я крик и подошел к окну. Обычно в рыночные дни я прятался дома. Мне все еще было неуютно находиться в компании столь многих творений Моро.

Монтгомери стоял у двери склада, в котором хранились наши бочки с табаком, мукой, печеньем и вяленым мясом. Рядом с ним стояла Кэтрин, одетая в точности, как он, с ружьем и хлыстом, заткнутым за пояс. Вокруг толпились зверолюди с товарами, которые они принесли на рынок, а сзади, рядом с воротами, стоял свино-гиена.

— Она одна из нас, одна из сотворенных. Почему у нее ружье? Почему у нее хлыст? Пусть присоединится к своему народу.

Зверолюди стояли, глядя на нее, и я видел, каким любопытством блестели их глаза.

— Почему она не идет с нами? — сказал Катулл, сатир. — У нас мало самок. Почему она не идет жить в наши хижины, работать в наших садах, как другие самки?

— Да, — сказал обезьяно человек. — Пусть живет с нами, с нами, с нами! Она может стать моей самкой.

Затем заговорили другие: они считали, что Кэтрин может достаться им самим.

Я видел, что Монтгомери в замешательстве. Прошлым вечером он допоздна пил и теперь страдал от похмелья. Он не понимал, отчего бунтуют эти обычно мирные зверолюди. Оттуда, где он стоял, свино-гиены видно не было.

Я видел, что Кэтрин положила руку на ружье.

Зверолюди начали пререкаться между собой, споря, кому она достанется. Моро так и не сделал достаточно звероженщин, и они вечно пытались переманить их от одного к другому. Все толкались локтями. Скоро завяжется драка.

Я выступил в дверной проем, а затем вышел из помещения:

— Господин, который отправился жить среди звезд и наблюдает за вами сверху, предназначил ее для другой цели. Она не станет самкой ни одного из вас. Она останется без супруга, но все равно понесет ребенка, который продолжит ваш род. Вот цель, для которой он ее создал. Она станет матерью новой человеческой расы. Склонитесь пред той, что предана столь высокой цели!

Они смотрели на меня не мигая.

— Склонитесь! — сказал я, подняв ружье. Я заметил, как свино-гиена скользнул через ворота.

Один за другим они неохотно нагнули головы.

— Слава Священной Матери! — сказал обезьяно-человек. Он всегда был глупее остальных.

— Что ж, — сказал я. — Можете продолжать торговлю. Сегодня, несмотря на ваше непослушание, не будет никаких наказаний.

Той ночью Монтгомери разжег сигнальный костер. Он разжигал его каждый вечер. Если поблизости окажется корабль, мы не хотели его пропустить. Порой зверолюди приходили потанцевать вокруг костра. «Настоящие ритуальные пляски», — называл это Монтгомери.

— Кэтрин! — позвал он, когда костер был зажжен. Я видел, как он стоял снаружи, и за его спиной светила полная луна, такая огромная, какой никогда не увидишь в Англии. — Выходи потанцевать. Сегодня их набралась целая толпа.

— Не сегодня, — ответила она. — Сегодня я хочу поговорить с Эдвардом.

— К черту Эдварда. Пошли, Кэтрин. — Я понял, что он уже успел выпить, а может, он и не прекращал.

Я не слышал, что она ответила, но он прокричал: «Ну и черт с тобой!». И затем хлопнули ворота.

— Он ушел, — сказала она через мгновение, встав у моей двери.

— О чем ты хотела поговорить со мной?

Она подошла ближе. Она чем-то пахла. Не то чтобы неприятно, подумал я, но очень по-кошачьему.

— Ты думаешь, у него был какой-то замысел касательно меня?

— У кого?

— У Моро. Ты видишь, как я создана. Не так, как остальные. Мои руки… Над ними он особенно потрудился.

Ее ладони лежали у меня на плечах. Сквозь рубашку я чувствовал прикосновение когтей.

— Разве я плохо сложена, Эдвард?

Я посмотрел ей в глаза, что и в ночной тьме казались темными. Не знаю, что вдруг овладело мной.

— Ты… ты сложена божественно.

Она лизнула меня туда, где была расстегнута пуговица на моей рубашке. Туда — а потом в шею. Ростом она была почти с меня. Я не мог не вспомнить о разодранном горле Моро.

Он хорошо справился со своей задачей. Стоя на английском холме, наблюдая, как ветер отбрасывает ей за спину вуаль, я вздрогнул, вспомнив о ее смуглых бедрах, пушок на которых был мягче, чем волосы любой из женщин.

Она улыбнулась мне, и, несмотря на свитер и пальто, мне стало холодно.

Мы лежали среди смятых простыней, когда услышали выстрел.

— Возьми свое ружье, — сказала она.

Мы выбежали наружу — я в брюках, она — в рубашке Монтгомери. Пробегая мимо склада, она внезапно исчезла, а затем появилась снова. Через плечо у нее был переброшен патронташ.

А на пляже вокруг костра танцевали зверолюди. Воздух дрожал, и вскоре я понял, что это были звуки барабана. Кто-то — похоже, Глашатай Закона — выбивал ритм, пока зверолюди вращались, и прыгали, и трясли в воздухе руками, и кричали каждый по-своему: кто-то хрюкал, как свинья, кто-то лаял, как собака, кто-то мяукал. Никогда не забуду этого зрелища: с сумрачных дюн я смотрел, как зверолюди скачут по песку, а женщина-пума, с ружьем в руке и патронташем на плече, стояла бок о бок со мной.

— Сегодня огонь ярче, — сказала она. — Что это они жгут?

Я пригляделся.

— Лодки!

Они были слишком малы, чтобы на них можно было уплыть с острова, но все же служили вещественными доказательствами того, что побег хотя бы возможен.

Не задумываясь, я побежал к ним.

— Будьте вы прокляты! Да будьте вы все прокляты! Какая скотина…

Один из зверолюдей повернулся ко мне. Я с криком отшатнулся. На нем была маска гориллы, но глаза за этой маской принадлежали Монтгомери. Другие зверолюди остановились, натыкаясь друг на друга в замешательстве.

— Какого дьявола…

— Я… Я горилло-человек, не видишь? — Он начал подпрыгивать, сгорбившись и свесив руки наподобие гориллы.

Другие зверолюди