Гефестион, я отправляюсь в Сидон. Надо как следует тряхнуть этих жирных толстосумов. Ты остаёшься здесь старшим. Восстановишь разрушенный мол. И возведёшь рядом ещё один.

Парменион вскинулся в удивлении. Ещё один? Этот строили четыре месяца!

Александр заметил его движение, повысил голос.

— Ещё один! И не две башни, а четыре! Строй новые машины, Гефестион. Пусть люди Диада работают днём и ночью. В оконечности одного мола, пока ведутся работы на соседнем, возводить прочную насыпь со стеной. Чтобы у Адземилькара даже мысли больше не возникло повторить то, что он совершил.

— Все сделаю, Александр, — твёрдо ответил Гефестион.

Царь заметно успокоился. Вот, надёжный, преданный друг, на которого всегда можно положиться, который не подведёт. Счастье, что он есть!

— А откуда в Сидоне флот? — удивлённо спросил Пердикка, — там же всего пяток триер зимовал. А остальные у Автофрадата.

— Были у Автофрадата, — раздался голос от входа.

Там стоял, скрестив руки на груди, Эвмен, эллин из Кардии, глава царской канцелярии и по совместительству начальник катаскопов-разведчиков.

— Как вы знаете, Энил, царь Библа, перешёл на нашу сторону, — объяснил Эвмен, — как только прошли Посейдоновы игры^[7], он с восемью десятками триер отплыл от берегов Троады, где торчит Автофрадат.

— Это, пожалуй, действительно нас уровняет в силе с Тиром, — прикинул Мелеагр.

— Вот именно! — резко ответил Александр.

— Это ещё не все, — невозмутимо сказал Эвмен, — десять дней назад в Сидон прибыл флот кипрских царей под общим началом наварха Пнитагора. Сто двадцать триер и пентер.

— Ух ты! — восхитился Кен, — мощь!

— Ещё туда должны вскорости прибыть четыре тысячи наёмников, которых навербовал в Пелопоннесе Клеандр — добавил Эвмен.

У Кена уже и слов не нашлось, он лишь в возбуждении треснул кулаком по столешнице. Та жалобно скрипнула.

Парменион пристыженно молчал. Его сын, Филота, командир конницы «царских друзей», гетайров, поджав губы, переводил взгляд со своего отца на Александра и обратно.

— Я возьму с собой четыре илы «друзей», включая царскую, — сказал Александр, — хилиархию гипаспистов, полторы тысячи агриан и пятьсот критских лучников.

— Зачем столько? — поинтересовался Кратер, — ты же пойдёшь по земле, которая уже наша. Тут кругом на тысячу стадий даже духа персидского нет.

— В Сидоне я приму и организую флот, — ответил царь, — и он отправится к Тиру. Без меня. А я прогуляюсь до Антиливана.

— Зачем?

— Купцы из Дамаска жалуются, что на горных перевалах местные племена грабят караваны. Совершенно обнаглели с тех пор, как отсюда ушли персы. Мы покажем, что пришли сюда не как налётчики-грабители. Это моя земля и всякий, кто посмеет нарушить законы, которые я дам ей, будет наказан. Никто здесь не воспрепятствует свободной торговле. Летучего отряда хватит, чтобы разогнать разбойников. Пойду быстро. Обогну с востока озеро, которое называют Галилейским морем, и вернусь его южным берегом в Тир. Касательно этого вопроса, все.

Стратеги загомонили было, обсуждая царский приказ, но Александр хлопнул ладонью по столу, призывая к тишине.

— Есть ещё одно дело, — царь поманил кардийца, — Эвмен.

Тот подошёл и протянул царю свиток папируса. Александр небрежно катнул его по столешнице, разворачивая.

— Что это? — спросил Филота.

— Письмо, — губы Александра скривились в усмешке, — от царя царей.

— Чего он хочет?

— Он хочет получить назад свою мать, жену и детей. Предлагает за них десять тысяч талантов выкупа, всю Азию до Евфрата, руку его дочери, дружбу и союз.

Стратеги ахнули.

— Что вы об этом думаете? — спросил царь.

Парменион поднял голову и твёрдым голосом заявил:

— Едва ли он предложит нечто большее. Если бы я был Александром, то несомненно, принял бы эти условия мира и не испытывал бы далее изменчивого счастья войны.

— Клянусь Зевсом! — воскликнул царь, — я поступил бы так же, если бы был Парменионом!

Пожилой стратег осёкся и больше не проронил ни звука.

— Я не нуждаюсь в деньгах Дария и не приму часть страны, когда могу взять её целиком. Если мне будет угодно взять в жёны дочь Дария, он сам явится ко мне, дабы я оказал ему милость и честь этим браком! Никаких переговоров более! Пусть приходит. Пусть склонится передо мной. Тогда я великодушно сохраню за ним право управления частью его страны.

Александр поднялся.

— На этом все. Завтра я ухожу в Сидон.

* * *

Впереди щитоносцев Гелланика шли три сотни агриан. Пока ползли пустынной дорогой, македоняне не напрягались, пропустив вперёд фракийцев, но едва показались свежераспаханные поля, щитоносцы заторопились. Где поля, там и село. Если эти варвары опять, как и в прошлый раз войдут в него первыми…

— Давай-ка ребята, шире шаг, — командовал Теримах, — а то нам снова одни куриные кости на ужин достанутся!

— Эти варвары ещё и собак всех сожрут, — пропыхтел Медведь.

— Собак? — Теримаха передёрнуло.

— Ну да, сам видел.

— Охренеть… Нет, я голодным спать не лягу! Надоело уже чёрствые лепёшки грызть. Шире шаг, ребята!

После боя с тирийцами на молу, Теримах, замеченный за попыткой спасения командира, попёр в гору. Назначен декадархом, старшим над шестнадцатью воинами. Отметил его Гелланик и в недавних стычках с варварами Антиливана. Теперь у Теримаха синий шлем с серебряной полосой вдоль гребня. Почёт и уважение. И ведь всего месяц назад рядовым был. Видать, заметили, наконец, боги. Этак и до золотой полосы, лохаговой, дослужится парень. Если жив останется. Последнее весьма зыбко. Горцев гонять, конечно, труда не составило, воины они никакие, но всё равно, два человека в декаде рыжего словили случайную стрелу.

Гипасписты шли, подвесив свои большие круглые щиты на левое плечо или закинув за спину, вместе с кожаным ранцем, в котором несли припасы, и скатками-постелями. К ранцу подвязали и шлемы, никто не хотел париться в нагретом на солнце бронзовом колпаке. На головах у большинства шерстяные береты-каусии от солнца, а Теримах закутался в финикийский платок, удерживаемый на голове шнуром.

Колонна александровых воинов растянулась почти на пять стадий. Впереди двигались пешие агриане и дозорная ила «друзей». За ними гипасписты, по четверо в ряд (ширина дороги позволяла), все остальные «друзья». В хвосте шли критские лучники, замыкал колонну лох щитоносцев.

Солнце уже клонилось к закату, когда впереди забрехали собаки.

— А вот и село, — прогудел Медведь, — фракийцы дошли.

— Надо и нам поспешать, — согласно кивнул Теримах.

— Да и так почти бежим.

Александр, в отличие от