– Спокойнее, Люстий. Для женщины всё это тяжело, – мягко сказал Сап, – Она до сих пор не поняла важность происходящего.
– Да! – закивала Тамара, хватаясь за слова, как за спасательную соломинку.
– Она так всю жизнь делала, – продолжил Сап мягким голосом, – Не понимала важность каждого дня. Думала, что бессмертна, непорочна и прекрасна. Что её ограбили сначала родители, потом другие мужчины и общество. Свято верила, что ей все вокруг должны. Она никогда не задумывалась, что такое её отношение к жизни и есть та причина, почему в её жизни нет ничего хорошего. Сейчас ей трудно осознать личную ответственность за происходящее, Люстий. Она и последствия не может то осознать. Не понимает, что утилизация – это конец. За ней больше ничего и никогда не будет.
Воодушевившись, было, Тамара захлопнула рот. Ей нечего было сказать. Этот Сап, весь такой в белом, показался ей сначала добряком, но она поняла, что он настолько же жёстко, как и Люстий. Происходящее ей казалось безумием. Очень жестоким и несправедливым.
– Вижу, ей нечего сказать, – заметил Люстий, – Что же, переходим к следующему пункту. Странно, что яма утилизации под ней ещё не раскрылась. Лично я не верю, что в ней есть какой-то потенциал.
– Это не нам решать. Мы не судьи. Мы лишь задаём вопросы, – мягко возразил Сап.
– Тогда начинай. Что там следующее? С семьёй у неё безнадёжно. Может работу для разнообразия? Она же работала в своей жизни? – Люстий стал листать досье, ища нужные страницы, – Ууу…. Плохо дело. Что скажете, милочка?
– Почему вы постоянно у меня что-то спрашиваете! – завопила она.
– Можем не спрашивать, – пожал плечами Люстий, отпивая кофе, – Вы сами можете сказать, что готовы отправиться на утилизацию. Признать полную свою бесполезность. То, что предали великий замысел, предали Творца, предали свою душу, предали свой род на Земле, предали весь мир людей.
– Я никого не предавала!
– Да? – удивился Люстий, – Ваши дела говорят об обратном. Цель жизни – развитие. Эмоциональное, личностное, интеллектуальное и духовное. Одна из задач человека на Земле – оставить мир после себя лучше, чем он был. Один из способов это сделать – работа и труд. Слышали такие слова? Сомневаюсь, что они вам хорошо знакомы. Полезная социальная деятельность. Любовь к делу, к труду. Польза для других и мира. Вам есть, что сказать про то, как вы работали? Что-то в досье нет строчек про ваш труд.
– Я мало работала, – призналась Тамара, чувствуя волнение.
– А чего так? – с ухмылкой поинтересовался Люстий, – Опять маркетологи виноваты?
– Я же женщина!
– И? – удивились оба существа.
– Женщины не должны работать!
– Почему это? – снова удивились оба существа.
– Но мы же женщины!
Тамара призвала на помощь все свои знания, почерпнутые из пабликов для женщин.
– Угу. Вы ещё себя богиней назовите. – фыркнул Люстий, – Богиня, которая умерла за банкой пива, перед этим украв у матери деньги. Ваша мать видимо не женщина? Впрочем, чего это я. Вы её и за человека не считали. Воровать, значит, у пожилой женщины нормально, а самой работать нет? Я правильно понимаю?
– Но я не могла найти работу! Женщин неохотно берут!
– Да вы что, – Люстий уже откровенно хохотал, – То есть все те миллионы и миллиарды женщин, которые работали, работают и будут работать… Все те женщины, которые совершали великие открытия… Все те женщины, которые принесли миру и другим огромную пользу… Все те женщины, оставившие вклад для всего человечества… Все те женщины, которые искренне любили свою работу… Они что? Их нет для вас? Вы лёгким росчерком пера своего могучего воображения вычеркнули их из реальности?
– Не всем так повезло, как им, – зло процедила Тамара.
– Мы это уже слышали. Что дальше скажете? Что ваш папа бросил вас, поэтому у вас не сформировалась должная уверенность?
Тамара именно это и хотела сказать, но прикусила язык. Она чувствовала себя загнанной в угол. Происходи с ней это в реальной жизни… Сиди она за стареньким ноутом и напиши ей кто такое в сети… Она бы уничтожила урода! Вылила бы на него ушат дерьма!
Но кое-что изменилось. Тамара отчётливо запомнила картину, как её кладут в гроб, а мать уходит с облегчением, а не горем на лице. Больше никто на похороны не пришёл. Никто её не любил. Но эти двое, кем бы они не были, показали ей любовь матери. И почему-то эти картины тоже врезались ей в голову. Хотелось их обесценить, назвать фальсификацией, но язык не поворачивался.
Тамара почувствовала, что её сознание расслаивается. На самом глубинном слое, давным-давно похороненном, находилась правда. Объёмная правда о ней и её жизни. Выше шли бесконечные слои из обид, обвинений, как себя, так и других, ненависти, как к себе, так и другим, обесценивая, искажений, трусости, слабости, мелочности и лицемерия.
Но признать, что всё, во что так старательно верила Тамара, ложь, ей было трудно. Поэтому она решила думать, что это всё обман. Как только она это решила, стрелка упала ещё ниже. Сейчас ей грозила участь клопа.
Это напугало женщину. Пока все её действия вели вниз, на самое дно. Надо их как-то обмануть. Сделать вид, что поняла. Но они же читают мысли? Чёрт-чёрт-чёрт. Тамара чувствовала, как дрожит, как ей страшно. Надо было успокоиться, но она не умела успокаиваться.
– Так вы что-то скажете по работе? Может кого-то хочется обвинить? – устало спросил Люстий.
– Я не виновата в том, что мне редко заказы падали, – робко заметила Тамара.
– Не виноваты? – брови Люстия пошли вверх, – Милочка, вы, походу, нас плохо слушаете. Мы тут не занимаемся обвинениями. Обвинять других настолько же бессмысленно, как и обвинять себя. Единственное, что мы тут разбираем, это личную ответственность и последствия. Ваша жизнь находится сугубо в вашей личной ответственности. Последствия тоже. Вам, а не кому-то другого отвечать за то, как вы прожили свою жизнь. Или скорее просуществовали, потому что назвать это жизнью я при всём уважении, не могу.
– Но что я могла сделать?! У меня нет нормального образования! Меня не взяли в институт! – Так, давайте посмотрим, – Люстий щёлкнул пальцами, снова запуская серию образов.
Вот Тамара ходит в школу, но учится плохо.
– Эти учителя тупые, не понимают меня! – кричит маленькая Тамара, идя к холодильнику. По лицу видно, что жрать ей приятнее, чем