А кто виноват? – нахмурился Люстий.

– Это всё моя мать! Она заставляла меня жрать в детстве! Всегда доедать! Я знаю! Я читала в интернете, что родители портят пищевые привычки! Так что я не виновата!

– Угу, мамочка, значит, виновата, – закивал Люстий, – Так и запишем.

– Так и запишите! Она меня не любила и постоянно орала на меня! Я так стресс заедала! Так и запишите! А ещё всё эти… маркетологи!

– А что же маркетологи? – заинтересовался Сап.

– Это всё они! Маркетологи и журналы красоты!

Слово «Красоты» она выплюнула, словно это было что-то мерзкое.

– И что же журналы? Как они виноваты? – с улыбкой поинтересовался Люстий.

– Это они внушают женщинам неуверенность! Моё тело прекрасно! Слышите! Прекрасно! Вы, тупые мужланы, думаете только членами! Издеваетесь над женщинами! Вы создаёте нам комплексы! Я страшно мучилась, чувствуя себя некрасивой! И заедала стресс!

– Как интересно. Продолжайте! Ещё немного и мы закончим! – Люстий довольно потёр руки.

– Вы записали?! – обрадовалась Тамара, – Виноваты маркетологи!

– И мама? – оживлённо уточнил Люстий.

– И мама! – Тамара закивала так, что все её подбородки заходили ходуном.

– И мужчины?

– Мужчины тоже! Особенно они! Отец бросил меня! Из–за него я так страдала!

– Маркетологи, мама, отец и мужчины, – подвёл итог Сап. Он выглядел расстроенным, но тщательно записывал показания, – Кто-то ещё?

– Нет…

– Ну же, Тамарочка, смелее, – подначил её Люстий, – Ещё пару обвинений и наше разбирательство закончится.

– Погодите… – радость стала сползать с лица женщины, – Что значит закончим?

Она уставилась на стрелку, которая сползла к жабе.

– Это значит, что вы отправитесь на утилизацию, как абсолютно бестолковое существо, –радостность Люстия сменилась мрачностью.

– Но…

– Тамара, – взял слово Сап, – Послушайте меня очень внимательно. Вам была дана жизнь для развития. Тела, разума, личности, души. Не для празднеств. Не для грехов. Обвиняя других, вы лишаете себя возможности понять ошибки. Это путь в никуда.

– В буквальном смысле слова. Утилизация – это ничто, полное прекращение вашей… нет, не жизни. Существования. Жить вы никогда и не начинали. – дополнил Люстий.

Тамара разрыдалась. Ей не хотелось отправляться в ничто.

– Но я не виновата… проныла она. Или что вы хотите от меня услышать?! – слезы сменились гневом, – Чтобы я обвинила себя?! Так и быть! Это я виновата! Я! Я жрала, как не в себя! Довольны, сволочи?!

– Нет, не довольны, – ответил равнодушно Сап, – Наша работа не заключается в том, чтобы быть довольными или недовольными. И ваши обвинения как себя, так и других нам тоже не нужны. Вам дан шанс изменить свою дальнейшую судьбу. Вместо истерики, лучше успокойтесь и воспользуйтесь этим шансом.

– Не воспользуется, – устало сказал Люстий, – Она привыкла всю жизнь обвинять других. Себя тоже часто обвиняла. Ненависть к себе и другим – вот, что пропитывает её жизнь. Она ненавидит себя, мать, отца, всех мужчин и женщин, весь мир. В ней нет и капли чего-то хорошего. Всё, что могло бы быть, она давным-давно предала. Слышите, Тамара? Грех чревоугодия, алчность, гордыня. А ещё лень, отказ брать ответственность за свою жизнь. Вот что вы сделали со своим телом. Маркетологи виноваты? Мама? Право слово, смешно. Посмотрите на своё тело. Посмотрите, до чего вы себя довели. Вам тридцать три, а сердце уже не выдержало. А как ему выдержать, если вы едите сугубо вредную пищу, запиваете её алкоголем и почти совсем не двигаетесь? А вся ваша ненависть и обиды? Сколько дерьма вы спрятали в своём сердце? Вот ваша слабенькое сердце и не выдержало.

Тамара сидела, как громом поражённая. Она не понимала, что от неё хотят. Обвинять других было неправильным. Обвинить себя – тоже. Но что тогда остаётся? Эти сумасшедшие психики сами не знают, чего хотят, – думала женщина. Происходящее казалось сном, бредом, но картина того, как она умирает… Как никто не приходит к ней на могилу… Как мир тут же забывает о её существование… Всё это заставляло относиться серьёзно к происходящему.

– По телу вам сказать нечего. Не считая обвинений, – подвёл черту Сап. – Переходим к следующему пункту. Второй пункт – здоровье, оно связано с телом, думаю, там вердикт такой же. Или вам есть, что сказать по здоровью?

– Да, расскажите, как угробили его, – усмехнулся Люстий.

– Плохое у меня здоровье.

– Мы знаем.

– Не всем повезло. У меня плохие гены.

– Вы серьёзно? – Люстий аж подался вперёд, – После всего услышанного, когда на кону ваше посмертие, вы продолжаете цепляться за нытьё и обвинения других? Смотрите!

Люстий щёлкнул пальцами, показывая роддом. С удивлением Тамара узнала собственную мать. Лет на тридцать моложе.

– У вас очень здоровая дочка родилась, – сказал врач.

Изображение на этом моменте остановилось.

– Видите? Вам с рождения дали хорошее, полное здоровья тело. И что в итоге? Очень плохо, Тамарочка, очень плохо. Боюсь, вам некого винить, кроме себя за то, что вы так рано умерли.

Тамаре было что сказать по этому поводу. Но она боялась. Боялась обвинить отца, который пил и из-за него была напряженная атмосфера в доме. Боялась обвинить мать, которая кормила её всякой дрянью и пропадала на работе, когда отец ушёл. Боялась обвинить строгих школьных учителей, которые ставили ей плохие отметки. Боялась обвинить подлых школьных друзей, которые наглядно дали понять, что никому нельзя доверять.

– Мы видим ваши мысли, Тамарочка, – грустно улыбнулся Люстий, – Все до единой. Видим вас насквозь. Смотрите.

Картинки замелькали, показывая детство Тамары. Как она орёт на мать и требует внимания. Как требует сладостей и булок. Как и слушать не хочет, что кушать надо что-то более нормальное. Как её мать, работая на тяжёлой работе, покупает то, на что едва хватает средств. Как она сама ест через раз, чтобы накормить дочь.

Тамара никогда не думала о матери в таком ключе. Она считала её мелочной сукой, заморившей отца, ненавидящей её, единственную дочь. Сумасшедшая старуха, только так и думала Тамара в последние годы про мать. Абьюзерша, которая сломала ей жизнь.

И эта абьюзерша сама недоедала, чтобы накормить её, Тамару. На женщину это произвело такое впечатление, что она и не заметила, как Люстий и Сап перешли к