пилот. Для брака он был тогда слишком молод, однако уже отстаивал своё мнение, заключающееся в том, что вот, мол, женщина его жизни, которую, соответственно, настойчиво и преследовал, пока та, порядком устав, не уступила. А возможно, к тому времени она забеременела. По факту же вышло так, что они поженились, раскаявшись в подобном поступке уже на первой неделе брака, хотя и продолжали жить вместе вплоть до моего рождения. Через несколько дней после, пока муж летал по работе, моя мама собрала чемоданы, завернула меня в одеяльце и уехала на такси навестить своих свёкра со свекровью. Моя Нини поехала в Сан-Франциско, резко выступая против войны в Заливе, а вот мой Попо остался дома и принял на руки переданный дочерью тюк, о котором та особо ничего не рассказала, а лишь вручила и убежала в ждущее её такси. Внучка так мало весила, что легко помещалась всего лишь в одной руке деда. Немного погодя датчанка выслала по почте документы о разводе и в придачу бумагу об опеке над дочерью. Мою маму зовут Марта Оттер. С ней я познакомилась как-то летом, когда мне было уже восемь лет и дедушка с бабушкой отвезли меня в Данию.

И вот я в Чили, стране моей бабушки Нидии Видаль, где океан по кускам изъел землю, а южноамериканский континент раздёрган на острова. Чтобы быть точнее, скажу, что пребываю на Чилоэ, части области Лос-Лагос, расположенной между 41-й и 43-й параллелями южной широты и представляющей собой некий архипелаг площадью приблизительно в девять тысяч квадратных километров общей поверхности и с примерно двухсоттысячным населением, рост которого, в общем и целом, гораздо ниже моего собственного. На мапудунгуне, языке коренных жителей региона, Чилоэ означает «земля кауилес, визгливых черноголовых чаек», но она должна называться землёй дерева и картофеля. Помимо Исла-Гранде (Большого острова), где расположены самые густонаселённые города, существует множество небольших островов, и несколько из них необитаемы. Некоторые острова сгруппированы по три-четыре и расположены так близко друг от друга, что во время отлива они соединяются по суше, но мне не посчастливилось попасть ни на один из них: при спокойном море мне понадобилось бы сорок пять минут, чтобы добраться из ближайшего посёлка на моторной лодке.

Моё путешествие с севера Калифорнии до Чилоэ началось на благородном жёлтом «фольксвагене» моей бабушки, пережившем с 1999 года семнадцать аварий, однако резвом, как «Феррари». Я уехала в середине зимы, в один из тех ветреных и дождливых дней, когда залив Сан-Франциско теряет цвета, и пейзаж кажется нарисованным перьевой ручкой в бело-чёрно-серых тонах. Моя бабушка управляла в своём стиле, стремительно, вцепившись в руль как в спасательный круг и глядя больше на меня, нежели на дорогу, занятая тем, что давала мне последние наставления. Она ещё не объяснила мне, куда именно собирается меня отправить. Чили — вот, пожалуй, и всё, что она сказала, составляя план моего исчезновения. В машине она раскрыла мне все детали и вручила дешёвую туристическую брошюру.

— Чилоэ? Что это за место? — спросила я её.

— Здесь есть вся необходимая информация, — ответила она, указывая на книгу.

— Кажется, это очень далеко…

— Чем дальше, тем лучше. На Чилоэ я рассчитываю на своего друга Мануэля Ариаса — единственного человека в этом мире, кроме Майка О’Келли, которого я могу осмелиться попросить спрятать тебя на один-два года.

— Один-два года! Ты с ума сошла, Нини!

— Послушай, малышка, бывают моменты, когда ты не можешь контролировать свою жизнь, и всё происходит словно само собой. Это один из таких моментов, — объявила она мне, вжавшись носом в лобовое стекло и пытаясь устроиться поудобнее, пока мы вслепую петляли по лабиринтам автострад.

Мы торопливо прибыли в аэропорт и расстались без сентиментального надрыва. Последнее, что у меня осталось в памяти о ней, — это «фольксваген», с чиханьем удаляющийся в дождь.

Несколько часов я летела до Далласа, зажатая между окошком и жирной, пахнущей жареным арахисом женщиной, а затем на другом самолёте десять часов до Сантьяго, неспящая и голодная, вспоминая, обдумывая и читая книгу о Чилоэ, восхваляющую достоинства пейзажа, деревянных церквей и сельской жизни. Я была в ужасе. День 2 января 2009 года встретил меня оранжевым небом над пурпурными горами Анд, реальными, вечными и огромными, когда голос пилота объявил о снижении. Вскоре появилась зелёная долина, затем — ряды деревьев и разбросанные пастбища, а в отдалении — Сантьяго, где родились моя бабушка и мой папа, где есть загадочный кусочек истории моей семьи.

Я очень мало знаю о прошлом своей бабушки. Она редко упоминала о нём, как будто её жизнь началась только тогда, когда она встретила моего Попо. В 1974 году в Чили умер её первый муж Фелипе Видаль, спустя несколько месяцев после военного переворота, в результате которого было свергнуто социалистическое правительство Сальвадора Альенде и в стране установлена диктатура. Став вдовой, она решила, что не хочет жить в режиме угнетения, и эмигрировала в Канаду с сыном Андресом, моим отцом. Последний в свою очередь ничем не дополнил рассказ, потому как сам мало что помнит о своём детстве, но всё ещё почитает отца, от которого остались только три фотографии. «Мы больше не вернёмся, не так ли?» — спросил Андрес в самолёте, увозившем их в Канаду. Это был не вопрос, а обвинение. Ему было девять лет, он быстро повзрослел за последние месяцы и хотел объяснений, потому что понял одно — мать пытается защитить его полуправдой и ложью. Он мужественно принял новость о внезапном сердечном приступе отца, а также о том, что его похоронили, так и не дав возможности увидеть тело и попрощаться с ним. Вскоре после этого мальчик оказался в самолёте, направлявшемся в Канаду. «Конечно, мы вернёмся, Андрес», — убеждала его мать, но он ей не поверил.

В Торонто их встретили волонтёры из Комитета по делам беженцев, которые предоставили им необходимую одежду и поселили в меблированной квартире с застеленными кроватями и полным холодильником. Первые три дня, пока оставались запасы провизии, мать и сын находились взаперти, охваченные одиночеством, но уже на четвёртый день появилась посетительница из общественной организации, хорошо говорившая по-испански, и сообщила им о преимуществах и правах каждого жителя Канады. Прежде всего они получили интенсивные уроки английского языка, и Андрес был зачислен в соответствующую школу. Затем Нидия добилась должности шофёра, чтобы не унижаться, выпрашивая у государства пособие по безработице. Это