Алина Тай Воздаяние. Часть 1. Дорога на восток

Пролог

По-хозяйски вступит на крыльцо,

В лоб – прикладом, штык – меж рёбер клином,

В душу – кислотой. И в домовину.

У войны не женское лицо…

Алина Тай

Все имена и события в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми и событиями случайны.

Газета “Правда” № 41 от 10.02.1942 г.^[1]

Освободили 25 населённых пунктов.

ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ. 9 февраля. (По телеграфу). На одном из участков фронта наши части нанесли крупный удар немецким захватчикам. За один день освобождено от фашистских оккупантов 25 населённых пунктов; наши части продвинулись вперёд на 10 километров. Особенно отличились в этих боях гвардейцы.

Отступая, фашистские изверги беспощадно сжигают покидаемые ими сёла. Большинство оставленных деревень превращено в развалины и пепел.

Нашими частями захвачено большое количество немецких орудий, пулемётов, мин и снарядов.

Батальонный комиссар Н. Харитоненко.

СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ. Без перемен.

* * *

– Ганс, хватит ныть. Сам знаешь – тут не отель. Этим русским свиньям только в хлеву жить. Хотя, встречаются иногда такие цыпочки – просто загляденье.

– Уже кто-то есть на примете?

– Да видел тут одну, – Пауль мечтательно поцокал языком и закатил глаза в предвкушении. – Почему бы с ней не позабавиться?

– Неужто лучше твоей Гретхен?

– Да как тебе сказать? Девка в самом соку. Таких ядрёных дынь и крутых бёдер я ещё ни у одной не встречал. А представь, какая там мягкая и упругая попка – закачаешься.

– Это ты о той молодухе с длинной косой, что сильно убивалась по своему мужу, которого мы вчера вздёрнули в назидание всем сельчанам? Да, хороша бабёнка. Жаль, такая красота пропадёт. Надо бы её основательно пощупать за разные места.

– Надо дождаться Вилли. На пару с Клаусом он такие фортели выписывал – закачаешься. Я до сих пор под впечатлением. Представляешь, в одной деревеньке несколько часов кряду так жарил одну местную бабёнку, что та под ним взяла и издохла.

– От радости, видать, – осклабился Ганс, – Ну, ничего. Мы научим этих унтерменшей покорности! Тогда по приходу в любой дом каждая хозяйка будет всегда рада поделиться с нами самым сокровенным.

И двое собеседников заржали, представив озвученную выше картину.

Тут дверь в сени открылась, впуская новое действующее лицо: вошедший имел воистину богатырскую стать – двухметрового роста детина еле протиснулся в помещение сквозь неширокий и невысокий проход.

– Что, уже успели приложиться к местному шнапсу? – пробасили откуда-то из-под потолка, оборвав хохот.

– О, Вилли, присоединяйся! – Пауль сегодня был сама доброта.

– Ладно, наливай. А то пока наведёшь порядок в этом медвежьем углу – запаришься. В общем, часовых я проверил. Основной состав размещён в местном сельсовете. Эти селяне отгрохали на наше счастье огромный домище прямо в центре села – как раз хватило разместить всё подразделение.

– А чего не к селянам на постой? – пьяно вскинул голову Ганс.

– Хватит! – обрубил Вилли. – В прошлый раз всего суток хватило, чтобы все местной самогонкой ужрались вусмерть. Да всех баб перепортили – мне почти ничего не досталось. А тут, как назло, проверяющий со своей сворой. Ух я имел, что слушать. Из-за этого пришлось лишиться моего любимого "Кюбельвагена" и трястись с вами-дураками в какое-то захолустье прямо на "Ганомаге". Как там эта деревушка называется? Рузово… Ризово? Тьфу ты, Рязово. Эти русские специально так коверкают названия, чтобы невозможно было их выговорить?

Дождавшись момента, когда вошедший с мороза брякнулся на скамью, заставив ту нещадно заскрипеть от принимаемого немалого веса, Ганс просяще уставился на гиганта:

– Тут Пауль предложил одну местную бабёнку попробовать, – сальная улыбка сопровождала сивушный выхлоп, – Всё одно, когда будем отсюда уходить, всех местных в расход пустим. Но тут работы – непочатый край. Пока всех унтерменшей будем к покорности приводить, да мотаться по местным деревенькам, пару недель у нас точно будет. Давайте устроим себе небольшое развлечение?

– А почему нет? – в глазах вошедшего стал разгораться огонь предвкушения, – Бабёнка хоть стоящая?

– М-м-м – от избытка чувств застонал Пауль, – Я бы от такой грелки на каждую ночь точно не отказался!

– Строптива? – грозно надвинулся Вилли на камрада.

– Да кто ж её спрашивать будет? Два – три дня на хлебе и воде, да в погреб, чтоб одумалась. А не подействует – в сарай, на мороз. Пару зуботычин, несколько дней без воды и еды – сама напросится нас ублажать. А эти русские – ух, такие неутомимые в постели. Жаль, конечно, что потом придётся и её…

– Я сам! – сказал, как отрезал, Вилли. – Парни, предоставьте это мне. Уж я объезжу эту кобылку напоследок…

И снова дикое ржание разлетелось по дому. Но некому было его слушать – бывшие владельцы избы давно уж почивали вечным сном в овраге за околицей. Ведь нынешним хозяевам – истинным арийцам – нужно было расчистить себе новое жизненное пространство…

В деревне. Часть 1. Осознание себя

Голову мотыляло из стороны в сторону как у китайского болванчика. Впечатление такое, будто позвоночник в шейном отделе напрочь отсутствовал. В глаза словно насыпали горячего песка и они наотрез отказывались закрываться. И то, что видели эти глаза, приводило в совершеннейший ужас.

Какая-то наглая, страшная харя, от которой исходили волны удушающего алкогольного смрада, натужно хрипя и похрюкивая от удовольствия, мусолила липким языком по ставшему вдруг неподвижным лицу, онемевшей груди и почти не ощущаемой шее.

Не имея возможности пошевелиться, я, тем не менее, вполне ощущал грязные, похотливые лапы этой свиньи, что упорно тискали моё тело и, скорее всего, оставляли на нём огромные лиловые синяки.

К сожалению, всё, что было ниже пояса, не ощущалось абсолютно. Поэтому начал подозревать, что позвоночник, скорее всего, сломан. Мало того, – сколько ни пытался пошевелиться – будто натыкался на каменную стену: тело напрочь отказывалось повиноваться.

Ещё хуже – до меня дошло, что и дышать я, вроде как, тоже давно уж перестал. Наверное, именно этим и объяснялись незакрывающиеся глаза и распахнутый в предсмертной агонии рот, который закрыть, естественно, тоже никак не получалось. Странно, но даже в этом состоянии я прямо физически ощущал синюшные следы от чужих пальцев, чётко отпечатавшиеся на моей несчастной шее.

Лишь спустя несколько томительных минут, хоть и с трудом, но дошло – я, вроде как,