Алексей Разин ИСТОРИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ И БИОГРАФИИ

ПЕЧАТАТЬ ПОЗВОЛЯЕТСЯ

С тем, чтобы по отпечатании представлено было в

Цензурный Комитет узаконенное число экземпляров.

С. Петербург, 28 октября 1859 года.

Цензор Палаузов

I БУДДА

Жаркий климат Индии и жизнь, роскошно кипящая в тамошней природе, располагают индийца к бездействию, а легкость, с какою удовлетворяется там голод и жажда, оставляет человеку много времени на размышление. Природа навела там человека на странные мысли. Человек нигде не видел счастья и прочности: у него на глазах все изменялось, все жило и все страдало. На месте рухнувшего векового дерева, являются тысячи новых растений; брошенный в поле труп покрывается другими животными, которые тут же и родятся, и умирают. Под тихой поверхностью озера, или болота, копошатся гады и рыбы огромных размеров, пожирают друг друга, плодятся, умирают и снова разрождаются. Все превращается одно в другое, все продолжает существовать, изменяя одни только формы. «Что же со мною будет после смерти?» — думал индиец-мечтатель, и чудные сны виделись ему наяву.

Мерещится ему, будто он живет, вечно живет; он почти помнит, как ползал ящерицею, летал орлом, цвел лотосом. Вот еще недавно он рос стройным деревом; птицы весело чиркали в его листве; путник отдыхал под его тенью; в дупле копошилась белка. Он всем давал приют, все делал, что только мог сделать. Срубили его, и он переродился проворной мышью и забегал по рисовому полю. У него — норка. Он весело подбирает упавшие колосья и носит их своему семейству.

Филин заклевал мышь, и вот в дремучем лесу закачалась и запрыгала на ветвях смышленая обезьяна. Далее, далее несутся мечты индийца: он видит себя то очковою змеею, то буйволом, то слоном и простодушно верит грезам воображения, которое развертывает перед ним бесконечную картину перерождений. Эти-то грезы юного, неопытного человечества целиком вошли в одну из древнейших религий: брахманизм.

Всемогущий, говорят брахманские священные книги, создал из своих уст Брахмана, из руки — Кшатрия, из бедра Вайсъя и из ноги — Судра. От них произошли четыре касты. Первая, Брахманы, были жрецами. Они одни имели право читать священные книги, совершать богослужение, заниматься науками и искусствами. Как самые образованные люди, брахманы скоро получили большое влияние на все гражданские и государственные дела, воспользовались этим и держали в руках остальные три касты. Князьями в Индии были Кшатрии; но их окружали министры и правители из брахманов, которые могли делать с народом, что угодно, не допуская его до владетеля. Остальные две касты были: Вайсъя — купцы и земледельцы и Судра — ремесленники. Переход из одной касты в другую был строго запрещен, до того, что даже Вайсъя не мог жениться на дочери Кшатрия, Брахман на Судра. Нарушившие этот закон изгонялись из общества и составляли особенные, нечистые касты.

Индийцы были большие охотники до великолепных праздников, и праздники эти редко обходились без крови. Так, на некоторых, народ бросался под ноги слонов, впряженных в колесницу, на которой везли идолов и погибал, раздавленный этими огромными животными. Брахманизм требовал совершенного презрения к телу и к физическим страданиям.

Вдова должна была живою броситься в костер, на котором сжигался труп ее мужа. Отшельники стегали свое обнаженное тело плетьми, валялись в колючих растениях, стояли по нескольку лет на одном месте, в одном положении. До сих пор в индийских лесах встречаются факиры; так называются эти отшельники, у которых руки высохли от того, что несколько лет оставались в одном положении, когти вросли в тело, кожа растрескалась. Под конец такой страдальческой жизни факир связывает пук соломы, бросает его в Ганг, священную реку индийцев, садится на него и плывет по течению в море, где погибает с голоду, или утопает от усталости.

Так как просвещение и религия, хотя и ложная, были достоянием только немногих счастливцев, браминов, то все остальные касты, народ, страдал, но твердо держался веры своих предков. Отшельники, непросвещенные светом истинной веры, позволяли себе думать о том, как сотворен мир; в каких он отношениях к богам, что будет с материей по разрушении мира, или с душой по смерти человека. Индия спала крепким сном, пока не родился человек, всколебавший всю Азию. Индия встрепенулась на минуту и снова заснула. Человек этот был сын Суддоданы, царевич Сиддарта.

Он родился лет за 600 до Рождества Христова, когда в Северной Индии было два сильные государства: Косала, от верховьев Ганга до Бенареса, и Магада, от Бенареса до моря. В Косале, главным городом которой был Капилавасту, царствовал Суддодана. Сын его, Сиддарта, наследник Косальскаго престола, покинул отцовский дом и скрылся. Все поиски были напрасны. Носились только слухи, что он скитался близ восточной границы Косалы и искал наставника: царевич променял царство на отшельничество. Буддийские предания говорят, что «будучи одарен от природы душою мягкою и восприимчивою, и сочувствуя горестной доле, на какую осужден человек, под тягостным законом смерти, болезней, старости и житейских страданий, Сиддарта увлекся печальным настроением своих мыслей, и по примеру других мудрецов, покидавших мир по тем же самым побуждениям, решился искать себе успокоения в уединении, и спасения от бедствий в отшельнической жизни». Может быть, это и правда: но вероятно также и то, что новый отшельник видел непрочность своего будущего престола от покушений соседней Магады, стремившейся завладеть Косалою.

Отшельничество было тогда в большом уважении. Анахореты размножились по всей Индии и главным притоном их была страна Раджагриха, государь которой, Бимбасара, им покровительствовал. Они бродили по деревням, где питались подаянием благочестивых людей, скрывались в лесах, размышляли о тайне существования мира и человека, о страданиях и освобождении от них.

Они делились на разные секты и проводили время или в созерцании, или в спорах.

Покинув Капилавасту, Сиддарта, не знал какой род отшельнической жизни придется ему по нраву, набрел на тружеников, живших в ущельях горы Гридракуты, близ Раджагрихи, и присоединился к ним.

Целых шесть лет изнурял царевич свое тело самыми жестокими средствами. Он по суткам стоял на солнце, натирался золою, морил себя голодом и убивал в себе все духовные и нравственные чувства; но он не мог убить в себе тайного тщеславия; кроме того, его занимали тогдашние современные