будут проблемы — звоните.

Крыша, как я поняла, у меня появилась. Но тут же и поехала. Кажется, через месяц я вывалюсь из ненавистной рыночной нереальности в любимую академическую действительность, где шестьсот + детские. Не хочу: за полгода дети привыкли есть. И я тоже.

— За детишками вашими присмотрим. Мало ли что может случиться? — внесла полную ясность маленькая сволочь с фонарем.

Та-ак. За что боролись? Вот на это самое и напоролись. Отреагировала я молниеносно:

— С этими-то? Душу всю из меня вынули, паразиты, — доверительно сообщила я слегка обалдевшим от такого поворота крышедержателям. — Хоть бы и делись куда — перекрещусь! Папаша, козел вонючий, смылся, возись теперь с его отродьем! Да я, ребята, честно, столько раз мечтала — отвалились бы они от меня все! — и я с надеждой посмотрела на рэкетиров: может, освободят они меня от отродьев? Спасут остатки дней не первой молодости?

Они смотрели на меня как на ненормальную: не по понятиям, да и смена лексикона их явно озадачила…

— Да нет, вы нас не так поняли. Мы такими делами не занимаемся, — припугнулся Малыш, — наше дело — охрана.

Я отчетливо разочаровалась:

— А-а… Ну что ж, охрана мне, конечно, нужна… Но вы же понимаете, миллион — это нереально.

— А чё, ты в три горла жрать собираешься? — вскинулся совсем маленький с фонарем.

В три горла я, естественно, не собиралась: нас было четверо.

— Умолкни, Юрик, — посоветовал Малыш, — ну и сколько?

— Двести! — щедро посулила я. — И знаете что? Давайте по безналу! И всем хорошо будет. Извините, ради Бога, Малыш, а как вас зовут?

— Андрей, — удивился он.

— А по отчеству?

— Петрович, — с натугой припомнил сын Петра.

— Видите ли, Андрей Петрович, — культурно продолжила я, — мои проблемы — это мои проблемы, но вам же надо аккуратно платить?

— Вот и заплатишь, когда скажем, — высунулся жадный Юрик. — И какие такие двести?

— Минуточку. Андрей Петрович, попросите, чтобы меня не перебивали. — Бедному Малышу явно нравилось быть Андреем Петровичем. Юрика я вельможно не замечала. «А чё, в натуре, — с трудом думала я на незнакомом языке, вживаясь в роль, — если я такая крутая, что ко мне рэкетиры явились, — с шестерой, что ли, базарить?»

— Закройся, ты! — рявкнул Малыш, и маленький Юрик усох на стуле. — Ну?

— Видите ли, Андрей Петрович, — совсем культурно продолжила я, — товар я беру по безналу. Торгую через кассу. Выручку — в банк. За наличку мне поставщики товар не отпустят — фирмы солидные. Миллион! Что такое сейчас миллион? Копейки. Но по безналу. А наличку я сама-то в руках держу, пока в банк еду. Ну, выну я этот миллион раз-другой, и все. Серьезно. Мне это надо? А вам?

Глаза Малыша медленно застилала скука. Это он уже сто раз слышал. И что в ответ сказать — знал. А вдруг у Юрика в кармане раскаленные утюги уже наготове?

— Так вот, Андрей Петрович, я могу только догадываться, через что вам пришлось пройти, чтобы добиться вашего нынешнего положения. Вы сильный человек, — Малыш приосанился, — и, поверьте, я много старше вас, незаурядный человек.

Взор Малыша стал осмысленнее. Надо бы мне прибавить, углубить и расширить.

— Вы явный лидер, явный. И вам бы, с вашим умом и внешностью, — одобрительно-оценивающе, как старшая сестра или молодая мать посмотрела я на него, — в приличном офисе бы сидеть. К такому, как вы, мы сами должны идти, и идти открыто, легально. И не дань нести, а идти за помощью, потому что если не вы — так кто же?!

«Боже, помоги мне! — думала я в душевной панике, произнося уверенные слова. — Что я несу!»

— Фуфло гонит чувиха, — змейски предупредил Юрик патрона.

Малыш опять усомнился.

— Фуфло… — горько повторила я вслед за Юриком. — Если бы! Если бы фуфло… Оглянитесь вокруг, — попросила я Малыша, — по рынку скоро пройти нельзя будет. Хулиганье, мелкие воришки, доморощенные рэкетиры валятся отовсюду. Нас давят со всех сторон, а где заступники?

— И наконец, вот он, долгожданный заступник, которого все ждали. И это его вы называете фуфлом? — укоризненно спросила я Юрика.

Малыш грозно посмотрел на соратника.

Юрику стало неуютно.

— Да не-е, я чё…

— Порядок, — страстно воззвала я, — порядок и защиту может обеспечить только сила! Но сила цивилизованная, грамотная, поддерживающая культурных торговцев и карающая бесстыдных спекулянтов. Вы, и только вы можете стать гарантом нашего безопасного и светлого будущего. Если, конечно захотите. Тут придется поработать.

Очумелый Юрик таращился на меня сквозь фингал, плохо понимая такую иностранную речь. По лошадиной морде Малыша лихорадочно метались две-три мысли.

— Скройся, Юрик, — задумчиво велел он, и фингал с Юриком скрылись за дверью. — А как это сделать-то?

Я взорлила. В течение десяти минут по рецепту незабвенного Остапа я посадила Малыша в офис на Садовой с толковым бухгалтером, презентабельной секретаршей, тремя компьютерами и одним факсом. Не исключила возможность поездок за рубеж по обмену опытом с американской «Коза ностра» и японской «Якудзой» (японцы, надо сказать, ему особенно польстили почему-то). За следующие двадцать минут уже вместе мы привели в пристойный вид его братву, переодев всех в костюмчики-галстучки, и дружно осудили Юрика за грубость, застарелую нетрезвость, побитость и хлипкое сложение, безусловно, умаляющее достоинство Хозяина. Еще через полчаса мы пришли к полному согласию: я обещалась подготовить пакет учредительных документов охранной фирмы «Фортуна» (президент — Малыш). За пятьсот тысяч. Деньги — против документов. Даром денег не берем, вот так-то.

Стрелку забили через неделю.

Как кур в ощип

Большинство народоноселения, как вы знаете, сказало бы «как кур во щи». Ну, а я — дудки! В котловое довольствие меня пока еще не включили и в бадью со щами не заложили. Поэтому и влипла я как кур в ощип, точнее, курица, которая, известное дело, — не птица. Да и баба в России — не человек.

Детишек-то я, понятно, быстренько спровадила от греха подальше в Новгород, к надежной и домовитой подруге № 3 (у нее своих четверо, и ей вроде бы уже и все равно: штукой ребенка больше или, к примеру, меньше).

Ощипать меня, конечно, можно. И наверное, нужно: в самом-то деле, живем себе вчетвером, в ус не дуем, и даже партизанские мужнины рейды по холодильнику в ночи будят лишь тихую нежность и сочувствие. Живем! Что само по себе непорядок и вызывает горечь окрестных масс, которые правы: делиться, ясное дело, нужно. Но жадно мне! Скупость все бабья да дурья. Да и успешный бизнес мой испустит свой печальный дух через пару месяцев дележки. В этом-то я вовсе не наврала.

«Что же