пригласили, а ты не пришел. Это как же рассудить! Ты думаешь, характер показал? А народ вон по-другому рассудил. Нехорошее говорят про тебя на селе, что, мол, в гордость пошел. И хуже того – философией занимается.

– Я сам в гости никого не приглашаю и к другим не хожу. Вот моя философия! А некоторые у нас не то что на дому – в правлении компании водят. На той неделе из колхоза «Ответ интервентам» приезжали?

– Соцсоревнование!

– Ага! На этом соцсоревновании пять ящиков водки выпили, пятьсот яиц съели да пятьдесят петушков. Вот чего стоил нам приезд «интервентов»!

– Ты меня «интервентами» не попрекай! Я на них в тот вечер половину своей зарплаты истратил, – кричит председатель.

– Ты лучше расскажи, как на своей персональной петушков в луга возил? Живую закуску! А все компании!

– А у тебя в свинарнике тоже компания… Нечего говорить, – председатель багровеет и начинает загибать пальцы: – Сам ты животновод, жена и сестра – подручные твои, братья сторожами работают. Ты думаешь, никто не видит этого? Народ все примечает. Вот, спроси хоть его! – председатель кулаком указывает на бригадира.

Тот уже давно был наготове:

– И спрашивать нечего. Всем известно, что семейственность развел на свинарнике… Шайку!

– Кого? – Матвей Матвеевич встает и указует перстом на бригадира, но обращается к председателю. – Пусть сейчас же извинение приносит! При всех…

– Подожди горячиться, Матвей Матвеевич!

– Прикажи ему извиниться!

– Да я что, начальник милиции? Не могу же я заставить народ думать по-своему или по-твоему. У нас, как-никак, демократия.

– Тогда нам не об чем говорить больше, – Матвей Матвеевич с грохотом отодвинул стул.

– Видишь ты какой! – покачал головой председатель. – Больно ты уж власть любишь. И к мнению чужому нетерпимость проявляешь.

– Я оскорблениев не терплю! Обмана!..

– Ну давай говорить спокойно. Ты на свинарник как на вотчину смотришь. В прошлом году я послал к тебе телятника травы покосить возле фермы. Так ты его прогнал?

– Прогнал. Он мог поросят порезать косой-то…

– А как насчет травы?

– Траву мы делим по сторожам.

– Вот, вот… По своим братьям.

– Так они же всего по сорок рублей в месяц получают.

– А за что ж им платить-то? Один глухой, второй безногий. Тоже сторожа, – хмыкнул бригадир.

– И то сказать, целый год ты, Матвей Матвеевич, двух лошадей в саду продержал, – вступился Иван Иуданович. – На свою потребу.

– Дак эти лошади подыхали в бригаде! Я их по весне с веревок снял, сеном своим выхаживал… Корову свою продал, а лошадей колхозных спас. И вы теперь меня же обвиняете?

– Подумаешь, чем хвастается! Двух лошадей спас… – сказал бригадир. – Кабы ты ферму спас!

– Я требую извиниться передо мной!

– А я еще добавлю – шайка и лейка! – опять хмыкнул бригадир.

– Возражениев нет? – спросил Матвей Матвеевич, красный весь, торопливо перебегая глазами по членам правления.

Все молчали. Председатель только плечами пожал.

– Понятно. Поговорим в другом месте. – Матвей Матвеевич быстро вышел.

– Куда же вы?

– Самоченков, ну-ка пулей за ним!

Самоченков сорвался с места и выскочил на улицу, так и не надев шапки. Через минуту он вернулся, встал на свое место у порога, глаза опять в малахай:

– Не идет. Говорит – сами ко мне придут.

– Вот характер!

– Трудно с ним работать… – председатель сострадательно посмотрел на правленцев: – И все терпим…

– Что же мы запишем о Самоченкове? А, товарищи? С целью или без цели? – спросил, помолчав, председатель.

– Без цели! – дружно ответили правленцы.

– Так и запишем.

– Спасибо, – сказал, надевая малахай, Самоченков. – А насчет этого я постараюсь… Оправдать то есть.

1965

Notes