Литвек - электронная библиотека >> Марк Васильевич Бойков >> Публицистика и др. >> Сакральные вопросы о коммунизме, И. Сталине и человеке >> страница 2
осуществляет чиновничья элита и бюрократия, использующая свое положение в личных целях. Общий для всех, он ей так же не нужен, как и прежним властителям, поскольку собственные потребности значат для нее больше, чем общественные нужды. И все же те привилегии, которые она имела, не идут ни в какое сравнение с чудовищным ограблением народа, которое она же и произвела под завесой так называемых либеральных реформ.

Именно ответственные за сохранность народной собственности оказались главными ее расхитителями. У них были знания, служебные связи, знакомства, информация, печати и, самое главное, время, чтобы осуществлять свои замыслы. Тогда как рабочему люду надлежало отработать смену и успеть восстановиться, чтобы назавтра повторить прошедший день. Поэтому заверения Чубайса о равных стартовых возможностях в приватизации были лицемерной ложью не экономиста даже, а уличного наперсточника. Именно в реформах номенклатурная братия показала свое подлинное лицо.

В известном смысле, конечно, виноваты все. Но одно дело, когда рядовой работник гонит брак и, получая зарплату, тем самым ворует у общества его благополучие, бесполезно сжигая сырье, материалы, энергию, и совсем другое – когда таким «сжиганием» занимается начальник. Работник вынужден делать так, а не иначе, находясь под прессом условий, приказов, системы управления.

Приведу в подтверждение памятный многим «порядок». Он поможет понять, кто более и каким образом виноват в нашем провале и падении.

Вот имеется ставка и норма выработки. Работник при выполнении нормы получает, скажем, 100 руб. в месяц. Но заработка не хватает, и труженик стремится перевыполнить задание. Когда это становилось более частым, а потом и массовым (ведь жить лучше хотят все) явлением, администрация предприятий, опираясь на директивы сверху и возрастающий план «от достигнутого», повышала нормы выработки и соответственно снижала расценки на выпускаемую продукцию. Труженик как бы вновь возвращался к прежним 100 руб.

Но ведь потребности его не уменьшились, а увеличились. Человек растет, взрослеет, вступает в брак, в браке рождаются дети, дети тоже растут. И с течением времени под давлением этих обстоятельств он вновь приноравливался к заданным нормативам и начинал их перевыполнять. Администрация тоже не унималась. И вновь производила пересмотр нормативов и расценок.

Где-то это происходило чаще, где-то реже. Но именно эта практика, получившая широкое распространение, послужила детонатором к событиям в Новочеркасске 1962 года, когда была расстреляна демонстрация трудящихся в ответ на очередное повышение нормативов.

Общая напряженность неизбежно должна была взорваться в каком-то сфокусировавшем отрицательные действия месте. В экономику ворвалась стихия протеста и сила оружия. Казалось бы, экономистам пора было задуматься. Но обслуживающие политику ученые твердили свое: «Заработная плата не должна расти быстрее производительности труда». В действительности они спутали производительность труда с простой механической выработкой и больший результат стремились получить за счет относительного снижения заработной платы.

А ведь еще в ранних работах Ленин писал: «Мы видели, до каких безобразных притеснений рабочих дошли наши фабриканты в 80-х годах, как они превратили штрафы в средство понижения заработной платы рабочим, не ограничиваясь одним понижением расценки» (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 2, с. 59). Вот так: наследники Ленина пошли по пути фабрикантов XIX в. В итоге почти всюду шло фактическое обесценение труда, нередко приводящее рабочих к нервным срывам и стрессам.

При этом отрицательному действию подвергалось и качество продукта. Время, как известно, физически несжимаемо. Если вам увеличили норматив на ту же единицу времени без технического усовершенствования, то, как бы ни росло ваше мастерство, рано или поздно наступает предел человеческим возможностям. И работнику приходилось либо жертвовать своими интересами, либо искать другой выход. И на подсознательном уровне, чем больше его «ускоряли», он соответственно экономнее тратил себя. Что-то пропускал в работе, что-то недоделывал в продукте. В результате вместе с ростом количества выпускаемой продукции происходило снижение ее качества.

Но это не было потерей в никуда. В обществе, как и в природе, ничто ниоткуда не берется и никуда бесследно не исчезает. Это было вынужденной, скрытой формой потребления продукта еще до того, как он произведется на свет. Раз человек что-то недополучал в итоге, то он, естественно, уже и не стремился отдавать в процессе самого труда. Изъятое у него в одной форме он возвращал себе в другой. На увеличение норматива отвечал экономией трудовых затрат.

И все же больше страдал труженик. Выходя за двери проходной, он превращался в покупателя того самого, отчасти потребленного продукта, который, естественно, ему не нравился. Снижение качества оборачивалось соответствующим возрастанием дефицита. И то, что труженик получал в счет приработка за перевыполнение норм, он вынужден был отдавать потом в качестве переплаты спекулянту, государству, повышающему цену на качественный продукт, или полезным в качестве взятки людям.

Материально, по труду, жизнь людей теперь не улучшалась. А у государства на складах скапливались огромные массы никому не нужных товаров, которые, обесцениваясь, составляли чудовищные потери общественного труда, которые, в свою очередь, удваивались, утраивались оттого, что люди, сработавшие сей продукт, тоже получали заработную плату, премии, фонды. Страна начинала держаться практически на убывающем количестве действительно ценных работников. Но чем напряженнее она работала, тем становилась беднее. Поскольку львиная доля труда попросту вылетала в трубу.

Отовсюду шли рапорты о перевыполнении планов, и везде – опустошающиеся полки магазинов. Возникала громадная текучесть кадров. Но люди, меняя работу, стремились уже не туда, куда влекли их способности, а чаще туда, где можно больше прихватить. Увы, страна, строящая «коммунизм», перестала получать удовольствие от труда.

Человек начал развиваться в потребительском плане. Убеждаясь в невозможности заработать желаемый достаток честным трудовым путем, он стремился ко всяческим левым, теневым путям. Не гнушался и приписок, обманов и даже воровства. Заводил неуставные отношения с мастером, бригадиром, контролером, предпочитая улучшению показателей труда карьерные подвижки: разряды, должности, звания. В его отношения проникал дух делячества, корыстной расчетливости, продажности. Все честное и передовое в этой атмосфере испытывало стресс