Теплая ладонь прижимается к моей щеке, поворачивает мою голову.
Волосы Эверетт растрепаны, футболка помята, выглядит он так, словно не спал несколько дней.
Мне не сразу удается заговорить. Я кашляю, глотаю пару раз, провожу языком по сухим губам.
- Выглядишь ужасно, - наконец-то хриплю я.
Улыбка озаряет лицо Эверетт. Он тихо смеется, берет мою вторую руку, прижимает ее к губам, а затем к своей теплой щеке.
- И так же себя ощущаю. А ты как? – спрашивает он, гладя большим пальцем мою щеку.
Поток воспоминаний вдруг захлестывает меня.
Я стою у ограды пастбища…
Умоляю мужчину с пистолетом…
Грохот выстрела звенит в ушах…
Эверетт ловит меня у самой земли...
Его взгляд…
Его слова…
И боль… так много боли.
- Будто меня подстрелили, - бормочу я.
Эверетт кривится, убирает руку от моей щеки и накрывает живот.
- Тебе больно? Позвать медсестру? – спрашивает он.
Мне больно. Ужасно больно, но я хочу побыть с Эвереттом еще несколько минут.
- Ты меня любишь, - шепчу я.
Его лицо смягчается, и он кивает.
- И давно любил меня, - продолжаю я.
Он снова кивает.
Что-то на стене за ним привлекает мой взгляд. Я сосредотачиваюсь, оглядываю комнату и мои глаза наполняются слезами.
- Как долго я приходила в себя? – спрашиваю я.
- Три с половиной дня. Технически, восемьдесят семь часов. Я немного изменил правила и решил загадывать желания каждый час.
На стенах палаты висят бумажные звездочки, и на каждый почерком Эверетта написано: «Вернись ко мне».
- Похоже, мне везет, и мои желания сбываются, - добавляет он, когда я возвращаю взгляд на него.
- Ты всегда был достаточно хорошим, чтобы я любила тебя, - шепчу я.
- Знаю. По крайней мере, теперь.
Эверетт встает, наклоняется и прижимается лбом к моему лбу.
- Я никогда тебя не отпущу, - тихо говорит он.
Я закрываю глаза с улыбкой.
- Я бы не позволила тебе даже попробовать.
Эпилог
Эверетт
Два года спустя
Прислонясь к стене танцевальной студии, я восхищенно гляжу, как Кэмерон смеется и говорит с окружившими ее детьми.
Не проходит и дня, чтобы я не ценил то, что имею. Чтобы не гладил шрам на животе Кэмерон и благодарил Бога, что она еще со мной.
Два года назад она провела пятнадцать часов в операционной, после того как Бобби Спаркс выстрелил в нее. Но оказалось, что пуля из его пистолета навредила не так сильно, как могла. Она не задела желудок, а попала в почку. Теперь у Кэмерон была всего одна почка, но она любит шутить, что это был отличный способ сбросить пару килограмм.
Бобби Спаркс, мой друг, которому я пытался помочь, был приговорен к двадцати пяти годам в тюрьме, и это очень опечалило Кэмерон. Но вовсе не потому, что она считала наказание слишком мягким. Ее, как и меня, терзала вина, что не сумели предотвратить произошедшее в тот день. Она знала, как мучился Бобби из-за расставания с Амелией и их сыном, и думала, что могла бы как-то помочь им наладить отношения. Например, пригласить его на семейные собрания в лагере.
Все, включая Амелию, долго и терпеливо убеждали Кэмерон, что предотвратить случившееся в тот день было не в ее власти. Мы с Кэмерон поражались Амелии, ее силе и способности, после пережитого шока, продолжить жить дальше, не оглядываясь. Она и мой брат были вместе последние два года. Именно благодаря его поддержке она так хорошо справляется. Джейсон мигом стал отцом для сына Амелии, и мы с Кэмерон уже не могли дождаться, когда он утащит эту Амелию под венец, пока она не опомнилась.
Я думал, что мне хватит просто работать в лагере, но спустя несколько месяцев, сам не зная почему, вдруг потерял покой. У меня была Кэмерон, мне должно было этого хватать, так почему же я так встревожился? К счастью, Кэмерон знала меня лучше, чем я сам. После споров и толчков она все-таки заставила меня понять – несмотря на прежние страхи, я скучаю по работе доктора. Она напомнила, что добро важнее зла. И что с каждым потерянным пациентом я спасал десять другие. После этого я устроился на полставки в местную больницу, а остальную часть времени работал врачом в лагере.
Кэмерон начинает танцевать, но не попадает в такт музыки. Я качаю головой, смеясь, и прохожу в зал.
- Если продолжишь так двигаться, то отправишь еще одного ребенка в лазарет, – говорю я жене.
Кэмерон хмуро смотрит на меня через отражение в окнах, потом поворачивается и, огибая детей, идет ко мне.
- Сколько раз тебе говорить, что я случайно пнула Джека Александра по голени. Он попался под ноги, - возмущается она.
- Да, но в этот раз я тебя прощаю. Я видел, как он смотрел на Оливию. Он мне не нравится.
Наша пятимесячная дочь, Оливия Эйден Сазерленд, радостно пищит в кингурятнике, который надет на Кэмерон. Я ловлю ее пухлые ручки и начинаю хлопать ими.
- Нам не нравится тот мелкий, да, Оливия? Он плохой, - говорю я ей нараспев.
- Ему четыре, Эверетт. Вряд ли он угроза для нашей дочери, - смеется Кэмерон.
- Он мальчик, а это само по себе уже угроза.
Раздается громкий хохот, мы с Кэмерон поворачиваемся и видим позади нас ее родителей. Эли держится за живот, продолжая смеяться.
- Прости своего тестя. Он точно смеется над тобой, - говорит мне Шелби, шлепая мужа по руке.
- Разве это не смешно? – хохочет Эли. – Тридцать два года назад в этой комнате я заметил, как ты смотришь на нашу семимесячную дочь, и мне это сильно не понравилось.
Шелби