кощунствуй!

Моника: Нет, слушай-ка, что я сейчас скажу, Куртик. Ведь второго такого парня, как ты, просто не найти! И мы с тобой сейчас кое-что сможем урвать.

Курт: Урвать?

Моника: Мы с тобой, и ни с кем другим… Потому что только ты так здорово умеешь изображать Вико Ториани и Хайнца Конрада.

Курт: Что ты несешь?

Моника: Девятнадцать тысяч шиллингов, Куртик, ты только подумай, девятнадцать тысяч! Ты надеваешь ее платье, гримируешься, темнеет теперь рано, почтальон ничего не заметит.

Курт: Да что за бред! Перестань, это полная чепуха, ничего не выйдет!

Моника: Соглашайся, Куртик, ну, ради меня! И пять тысяч получишь.

Курт: Ну нет. Я на такое не пойду. Можешь говорить, что я трус и что не мужчина, а только я на такое не пойду.

Моника: Нет, нет, я этого не говорю! Ты не трус и ты мужчина, но ты честный малый, просто слишком хороший, вот и считаешь, что так поступать нельзя. Ну и с чем мы останемся? Ладно, воля твоя. Я бы сама сыграла эту роль, но у меня нет твоего таланта. Если бы я умела подражать голосам так же, как ты!

Курт (Подражает голосу старухи.): А вы поставили молоко в холодильник, фрау Моника? Вчера оно скисло…

Моника: Нет, ей Богу! Если закрыть глаза, то поверишь, что она еще жива, честное слово, поверишь! Один парик у нее на лысине, еще два — в спальне. Голос должен быть более хриплым и дрожащим…

Курт: А если кто раскусит?

Моника: Да никто тебя не раскусит! А с подписью и совсем просто. Поставишь там закорючку, вот так (показывает Курту), писать она толком и не могла, пальцы-то совсем скрюченные… Сойдет!

Курт: Ох и ввязался же я в историю… А платье?

Моника перерывает платья в шкафу.

Моника: И потом обязательно скажи: «Спасибо, господин почтальон!» И дай ему пять шиллингов на чай…

Курт (Измененным голосом.): Спасибо, господин почтальон…

Занавес

Сцена вторая

Из соседней комнаты выходит Курт, за ним Моника. Он держит перед собой маленькое зеркало, поправляя локоны белого парика. На нем женское платье. Лицо загримировано, морщинистое, старческое. Моника поправляет на нем платье.

Моника: Отлично! Особенно лицо!

Курт: Для парикмахера это не проблема.

Моника: Ну не скажи. Не каждый парикмахер сумеет сделать такой макияж.

Курт: Каждый, если он не корнает всех под горшок, как попало.

Моника: А теперь сгорбись немного, руки чуть вперед, трость…

Моника поднимает трость, замирает, смотрит на мертвую.

Моника: Иисусе! Старуха!

Курт (С ужасом.): Что? Еще жива?

Моника: Ну, нет!

Курт: Слушай, ну ты меня и напугала! Ф-фу!

Моника: Ее нужно унести куда-нибудь, унести!

Курт: Почтальона можно проводить в кухню.

Моника: Это будет необычно, он сразу почует неладное. И в кухне не так темно. Нет, нужно унести ее отсюда.

Курт: Я не притронусь к ней!

Моника: С головой у тебя не в порядке? Она не укусит, не бойся.

Курт: Я даже не могу взглянуть на нее.

Моника: Ладно, иди сюда! Берись за ноги!

Курт: Ни за что на свете.

Моника: И ты еще называешь себя мужчиной!? Убирайся! Катись! Да ты же, ты просто… Ах, да что говорить.

Раздается звонок в дверь.

Курт: Почтальон!

Курт в панике бросается в соседнюю комнату, Моника идет за ним к двери.

Моника: Почтальон и девятнадцать тысяч шиллингов.

Курт возвращается с видом дикой решимости, судорожно закрывает глаза, вытягивает руки вперед.

Курт: Подведи меня к ней!

Моника подводит его к трупу, кладет его руки на ноги мертвой, сама берет ее под мышки. Они тащат ее в соседнюю комнату. Вновь звонят. Моника и Курт возвращаются.

Моника: Садись здесь, палку прислони к креслу!

Курт, часто дыша, вытирает пот со лба.

Курт: Задержи его! У меня морщины размазались.

Курт спешит в соседнюю комнату, Моника идет в прихожую. Она старательно закрывает за собой дверь. Курт возвращается с зеркальцем, пудрит себе лицо, оставшись недоволен, вновь идет в соседнюю комнату. Вслед за этим Моника вводит в комнату почтальона.

Моника: С вами, я смотрю, шутки плохи!

Почтальон: Уж больно вы аппетитная!

Моника: А теперь — все, хватит. Хозяйка сию секунду явится.

Почтальон: Ну и что? Вы ведь ниже этажом живете? Может ведь быть так, что я и вам почту принес, а?

Почтальон заглядывает Монике в глаза, трогает ее за грудь. Входит Курт и от неожиданности забывает, что должен притворяться.

Курт: Ну здрасьте, приехали!

Моника: Иисусе!

Моника бросается к Курту, делает вид, будто поддерживает его.

Моника: Госпожа! Без палки! Держитесь за дверь, сейчас я принесу палку.

Курт (Изображает старуху.): Мне, голубчик, такие вещи не нравятся! Дама замужем, да-да, замужем, и вы не должны позволять себе…

Моника приносит ему палку, Курт ковыляет к столу, садится.

Почтальон: Добрый день, целую ручки.

Курт: Мне такие вещи не нравятся.

Почтальон: Да какие там вещи? Ничего же не было. Вы заблуждаетесь, госпожа министерская советница. Заблуждаетесь…

Моника: Не говорите так много, она все равно не понимает!

Почтальон: Она стала слышать еще хуже?

Почтальон вынимает из сумки квитанцию, подает ее Курту вместе с авторучкой.

Моника: Ужасно, да-да, не дай Бог дожить до таких лет.

Почтальон: Ну, а мы с вами договоримся, красавица?

Моника: Что вы себе позволяете!?

Почтальон: Пардон, пардон, тогда я, видимо, неправильно вас понял, там, в прихожей.

Курт: А деньги вы мне дадите наконец?

Почтальон: Сию минуту, госпожа, сию минуту. Вот только подпишитесь здесь. (К Монике.) Неужто вы ее стесняетесь? Старуха же ничего не слышит. Правда, карга?! Одной ногой уже в могиле. Хотя если вот так посмотреть, то она как будто еще прилично выглядит.

Курт роняет авторучку на пол, почтальон и Моника нагибаются одновременно, что тотчас использует почтальон, чтобы снова ее потискать. Моника быстро выпрямляется. Почтальон сует авторучку в руку Курта.

Почтальон: Вот черт!

Курт ставит закорючку.

Моника: Что такое?

Почтальон: Руки какие-то странные. Прошлый раз были кожа да кости, а теперь здоровенные лапищи!

Курт быстро прячет руки под стол.

Моника: Ах, это! Это… это просто отеки. Она ужасно отекает.

Почтальон: Вот оно что! То-то ее