измазаны жиром от пригоревшего мяса, но её глаза заблестели, когда девушка подняла взгляд на своего отца и улыбнулась с неким задором.

— Сейчас мы, как те львы в зоопарке в период кормления, — сказала она, вытирая свое лицо рукавом.

— Ну и вид у тебя сейчас, — сказал Хенсон, — последний раз такое лицо у тебя я видел, когда тебе было двенадцать или тринадцать, и ты украла из буфета джем.

— Все, что я знаю, это то, что это лучший ужин, который я когда-либо ела.

Солнце было уже низко, и Хенсон знал, что надвигались короткие экваториальные сумерки, которые обычно пробегали с потрясающей скоростью. Он подгреб костер в кучу, в надежде сохранить золу, тлеющий до завтрака. С расстояния заревел лев.

Хенсон и Джин влезли на дерево, где отец построил примитивную платформу из ветвей, лиан и листьев. Они сели на ее краю, свесив ноги и глядя вниз, в растущую темноту. Ощущался легкий, теплый ветерок, были слышны запахи из зарослей джунглей, и еле слышимый одор от гнилых листьев.

Опять проревел лев, но уже значительно ближе.

— Как ты думаешь, где он живет? — спросила девушка.

— Кто? Лев? — переспросил мужчина.

Джин рассмеялась: — Да нет же, дурачок, — сказала она, — наш дикарь.

— А, вероятно, в пещере, вместе со своей самкой и полудюжиной голых, чумазых детенышей, и раздраженной, одноногой собакой.

— И почему бы это он держал у себя собаку с одной ногой?

— Потому что остальные три он съел.

— Это не очень вежливо, папа.

— Оставь свои мысли, о той набедренной повязке, дорогая.

— Папа!

— Спокойной ночи, дорогая. Постарайся не думать о своем человеке из джунглей слишком много.

— Мне было просто любопытно, и всё.

— Конечно, — сказал Хенсон, укладываясь на платформе. — Спокойной ночи.

Вдруг стало совершенно темно, и где-то там снизу были слышны многочисленные звуки, шорохи и рычание, а затем еще и странный, жуткий лай гиен.

— Они грызутся из-за внутренности антилопы, — заметил Хенсон.

— Как приятно быть здесь наверху, в безопасности, — сказала Джин.

Хенсон подумал о питоне и леопарде, но не обмолвился о них. Лев заревел снова. Теперь он был очень близко, почти прямо под ними. А затем с рычанием двинулся дальше. Хенсон мог слышать, как гиены бросились врассыпную.

Пришел король.

Глава 3

Тарзан отправился к лагерю, в котором обнаружил Уилсона и его банду. Оттуда он легко мог двигаться за охотничьей группой по их отчетливому следу, даже если и перемещался по деревьям. Через некоторое время он почувствовал запах льва Нумы, а несколькими мгновениями позже увидел внизу на тропе крупное плотоядное животное — величественного черногривого зверя.

Тарзан спустился на землю позади льва, и зверь, услышав это, повернулся к нему с диким рычанием. Тарзан же стоял совершенно неподвижно, с легкой улыбкой на устах.

Лев приблизился и, вздыбившись на задние лапы, положил передние на плечи человека обезьяны. Это был Джад-бал-джа, Золотистый Лев, которого Тарзан подобрал еще детенышем и воспитал.

Тарзан подергал его за уши, и огромный кот прижался носом к его плечу. Через мгновение Тарзан скинул лапы льва со своих плеч.

— Идем, — сказал он, — Нам с тобой нужно кое-что сделать.

После тяжелого перехода четверо мятежников выбрали место для лагеря. Оно находилось у тропы, рядом с редколесьем. Носильщики разбивали лагерь. Кэннон с хлыстом в руке погонял не только носильщиков своей группы, но и работников Хенсона.

— Шевелитесь, ленивые ублюдки, — крикнул Кэннон. — Хорош бездельничать. Если я говорю прыгать, вы спрашиваете, как высоко. Вы работаете на Людей. Он опустил плеть на спину усердно работающего носильщика и с радостью наблюдал, как тот запрыгал от боли.

Получив удовлетворение, Кэннон остановился. Его рука устала, а живот вздымался под рубашкой, покрытой пятнами пота. Бичевание доставило ему удовольствие. Он задумался об ударах кнута, которые сам получал в гарнизоне легионеров. Получал ни за что — за кражу еды. Боже, как же он любил, есть, но там еды никогда не было в достатке. И была жара. И ещё постоянные марши, и муштра. Что за бесы толкнули его вступить в этот Иностранный Легион?

Когда Кэннон наносил последний удар, из-под покрова джунглей возвратился Уилсон, который спрятал там оружие, боеприпасы и немного провианта. Он взял себе в привычку делать это перед наступлением ночи, опасаясь, как бы их носильщики не утащили запасы. Увидев, чем занимается Кэннон, он с еще большей, чем всегда, убежденностью понял, что предательство со стороны членов сафари неизбежно. Аскари и носильщики были молчаливы и угрюмы, но он видел в их лицах ненависть и жажду убийства. Он поманил к себе Кэннона.

— Отвали от этих ребят, Кэннон, — сказал Уилсон, — или однажды утром мы проснемся с перерезанными глотками. Или, в лучшем случае, без припасов и оружия. У меня такое чувство, что ты слишком уж любишь полосовать их черные шкуры.

— Это не так, — сказал Кэннон.

— Может, и нет, я не уверен, — сказал Уилсон. — Но прекращай это.

Кэннон собрался было ответить, но его челюсть отвисла. — Кто это, черт возьми?

Уилсон обернулся и удивился, увидев приближающегося Тарзана в сопровождении Джад-бал-джа. Эти двое выглядели так, будто совершали послеобеденную прогулку.

— Берегись! — воскликнул Уилсон.

— Лев! Сзади!

Но Тарзан продолжал двигаться к лагерю. Он подходил все ближе, лев двигался уже слева от него и пальцы Тарзана ухватились за черную гриву. Тарзан и лев остановились перед четырьмя мужчинами, отпрянувшими от страха.

— Это твой лев? — спросил Уилсон.

— Да, — сказал Громвич. — Он кусается?

— Он друг, — ответил Тарзан. — И да, он кусается. Я обеспечу это вам быстро и точно. Мне нужна группа сафари, которую вы украли.

Кэннон немного выдвинулся вперед, внимательно следя за львом.

— Что сделали?

— Я не в настроении отвечать на вопросы, — сказал Тарзан. — На самом деле у меня злой характер. Вы меня слышали.

— Можешь скакать отсюда, приятель, — сказал Кэннон. — То, что ты приперся сюда в трусах и со львом, не делает тебя сильнее нас. Я сверну твою чертову шею, застрелю льва и впихну тебя в него.

— Это так, — сказал Уилсон. — У тебя есть две минуты, чтобы свалить отсюда. И кошку свою забирай. Если сделаешь так, то никто не пострадает.

— И надень какие-нибудь штаны, — сказал Кэннон. — Терпеть не могу смотреть на мужика без штанов. Это не цивилизованно.

Тарзан не шелохнулся.

— Часы уже отсчитывают две минуты, — сказал Громвич, отщелкивая крышку кобуры своего сорок пятого.

Талент, хоть и не смотрел прямо на Тарзана, медленно двинулся