трусливую природу, ты пришел, чтобы попытаться помочь мне.
Нкима радостно наврал ему о храбрых поступках, которые он совершил, но сердце обезьянки было в пятках. Ему было нужно просто что-то рассказать. Он издал воркующий звук и спросил о льве.
— Я не могу ничего сказать, Нкима, — сказал Тарзан. — Джад-бал-джа тяжело ранен. Но он силен.
Хенсон, Билли, и Уилсон пробирались через лес, и едва они достигли пастбища у передней части городского рва, когда услышали крик, совсем не похожий на тот, что слышали когда-либо раньше. — Там должно быть полный бедлам, — сказал Уилсон. Внезапно разводной мост упал, и перепуганные воины, слуги повалили наружу, словно сейчас все жители Ура пытались выйти через эту дверь. Они падали под ноги своих друзей и семей, летели в ров, где крокодилы радостно приветствовали их. — Отходим, — крикнул Билли. — Здесь дела плохи. Хенсон впечатал винтовку в позвоночник Уилсона, и Уилсон, Хенсон и Билли скользнули обратно в джунгли, наблюдая за этим странным зрелищем с некоторым благоговением.
Когда раны Джад-бал-джа были перевязаны, насколько это возможно, Тарзан опустил свой шест и по одному за раз вытащил трех своих спутников на помост над ареной. Ньяма была первой. Она заметила останки Куруванди в одном углу — голова правителя была разбита, как глиняная ваза. Его красивый головной убор был окровавлен и разорван. — Так и закончил свою жизнь великий Куруванди, сказала она. — Лев, я полагаю? — Да, — сказал Тарзан, опуская шест вниз к Джин. — Он убил Куруванди и одного из черных львов. Он очень храбр. Это мой добрый друг Джад-бал-джа. — Он умирает? — Возможно. Джин вцепилась в шест, когда Тарзан, перебирая руками, вытянул ее наверх. Он опустил его в третий раз за Хантом, и вскоре все они стояли на помосте, возле раненого Джад-бал-джа у их ног. — Лев благородный воин, — сказал Хант. — Он был моим компаньоном. — Он такой, — сказал Тарзан. — Вот носилки Куруванди. Я положу льва на них. Он очень тяжелый, но все втроем, если используете их как волокушу, вы сможете вывезти его в безопасное место. Я хочу, чтобы Нкима тоже пошел с вами. Если вы позволите ему, и он не станет отвлекаться, то обезьяна может вывести вас в безопасное место, как только вы выберетесь из Ура. — А как насчет вас? — спросила Джин. — Мой путь лежит в другом направлении, — сказал Тарзан. — За Эбопой? — спросила Ньяма. — И за ним тоже, — сказал Тарзан. — Теперь идите, прежде чем толпа не опомнится и не решит избрать нового царя. Идите, прежде чем не станет хуже, чем раньше. Нкима запрыгнул на плечо Тарзана и затараторил. — Нет, Нкима, — сказал Тарзан. — Не в этот раз, старый друг. Иди с этими людьми и Джад-бал-джа. Тарзан поднял льва, осторожно, как котенка, и положил его на носилки. Джад-бал-джа лизнул его руку. Тарзан заговорил со львом на языке джунглей. — С тобой будет все в порядке с этими тармангани, старый друг. Они позаботятся о тебе. И если судьба и закон джунглей позволят, увижу тебя и Нкиму снова. Хант пожал руку Тарзану. А Джин сказала: — Вы, это нечто особенное, — мистер Тарзан. — Да, я такой, — ответил Тарзан, и улыбнулся. — И скромный, также, — подхватила Джин. — Это моя самая главная черта, — ответил Тарзан. Ньяма и Джин по очереди обняли его, а затем с помощью Ханта потащили носилки, унося Джад-бал-джа прочь. Прежде чем они начали осторожно спускаться вниз по лестнице, что вели с арены, Джад-бал-джа поднял свою окровавленную голову и посмотрел на человека-обезьяну. «Его губы искривились», — подумал Тарзан. — «И кто бы еще говорил, что зверь не может улыбаться?» Когда Хант, Джин, и Ньяма выбрались на главный двор, волоча за собой носилки с Джад-бал-джа, к которым был привязан лев, они были поражены видом того, как все люди спасаются бегством. Здесь не было и намека на цивилизацию посреди этой ревущей, толкающейся, убегающей прочь толпы. Женщины, дети, старики, падали под ногами перепуганной и запутанной массы убегающих, и были затоптаны. Видеть, что их бог был так напуган чужестранцем и что он принялся буйствовать посреди своего собственного населения, было слишком невыносимо для чувств аборигенов Ура. В порыве бегства и чтобы избежать смерти от ярости своего бога, они разбросали лампы и факелы, разлили масло. Ур начал гореть. Огонь быстро распространился, и вскоре пламя взметнулось из окна, а дым, густой, как шерсть и черный, как смола, поднялся над городом и закрыл чистое голубое небо и белоснежные облака сажей. Ньяма немедленно приняла командование. — Идем этим путем, — закричала она, и они понесли носилки прочь от кишащей человеческой массы, двинувшись обратно в пылающее здание. — Мы ведь умрем! — заорал Хант. — Нет, — сказала Ньяма. — Я знаю это место. Вперед, через кухню! Они были едва не сметены бегством обитателя Ура, но большая часть бегущих находилась на главной площади и арене. Таким образом, они были в состоянии проделать свой путь через перепуганных отставших, и вскоре уже двигались по длинному лестничному пролету, входя в кухню большого дворца. Компания была почти полностью измотана к тому времени, когда достигла кухни и промчались через нее, затем, выбежав через заднюю дверь, они двинулись через двор. Воины, с пеной у рта, как будто зараженные бешенством, толкаясь, пронеслись мимо них; само основание, на котором зиждилась жизнь аборигенов, казалось, ушло из-под их ног, и теперь все они сошли с ума, а их одним намерением было желание сбежать отсюда как можно дальше. Ньяма провела свою группу через двор, и, не встречая абсолютно никакого сопротивления, они переместились в поле за большим городом, а вскоре повернули, двигаясь вокруг рва к джунглям, окружающим Ур.
Хенсон, Билли, и Уилсон с удивлением наблюдали из укрытия в джунглях, как народ Ура выскочил из своего города. Многие падали с разводного моста или были затоптаны людскими массами, но теперь, для жителей Ура, возникла новая проблема. Мост надо рвом начал разрушаться из-за большого веса, давящего на его основание. Он затрещал, и его бревна высоко подпрыгнули. Перепуганные массы людей падали в воду с крокодилами, которые обрели настоящее пиршество в этот день. Вода покраснела от крови, а крики раненых и умирающих были поистине страшными. — Если Джин была жива, — сказал Хенсон. — И оставалась внутри… — Вы же не знаете этого наверняка, — сказал Билли. — Я думаю, что ты мог бы сделать ставку на это, — сказал Уилсон. — Если бы я был тобой, я нашел бы себе какую-нибудь женщину, родил еще одну дочь и отправился бы
***
Хенсон, Билли, и Уилсон пробирались через лес, и едва они достигли пастбища у передней части городского рва, когда услышали крик, совсем не похожий на тот, что слышали когда-либо раньше. — Там должно быть полный бедлам, — сказал Уилсон. Внезапно разводной мост упал, и перепуганные воины, слуги повалили наружу, словно сейчас все жители Ура пытались выйти через эту дверь. Они падали под ноги своих друзей и семей, летели в ров, где крокодилы радостно приветствовали их. — Отходим, — крикнул Билли. — Здесь дела плохи. Хенсон впечатал винтовку в позвоночник Уилсона, и Уилсон, Хенсон и Билли скользнули обратно в джунгли, наблюдая за этим странным зрелищем с некоторым благоговением.
Когда раны Джад-бал-джа были перевязаны, насколько это возможно, Тарзан опустил свой шест и по одному за раз вытащил трех своих спутников на помост над ареной. Ньяма была первой. Она заметила останки Куруванди в одном углу — голова правителя была разбита, как глиняная ваза. Его красивый головной убор был окровавлен и разорван. — Так и закончил свою жизнь великий Куруванди, сказала она. — Лев, я полагаю? — Да, — сказал Тарзан, опуская шест вниз к Джин. — Он убил Куруванди и одного из черных львов. Он очень храбр. Это мой добрый друг Джад-бал-джа. — Он умирает? — Возможно. Джин вцепилась в шест, когда Тарзан, перебирая руками, вытянул ее наверх. Он опустил его в третий раз за Хантом, и вскоре все они стояли на помосте, возле раненого Джад-бал-джа у их ног. — Лев благородный воин, — сказал Хант. — Он был моим компаньоном. — Он такой, — сказал Тарзан. — Вот носилки Куруванди. Я положу льва на них. Он очень тяжелый, но все втроем, если используете их как волокушу, вы сможете вывезти его в безопасное место. Я хочу, чтобы Нкима тоже пошел с вами. Если вы позволите ему, и он не станет отвлекаться, то обезьяна может вывести вас в безопасное место, как только вы выберетесь из Ура. — А как насчет вас? — спросила Джин. — Мой путь лежит в другом направлении, — сказал Тарзан. — За Эбопой? — спросила Ньяма. — И за ним тоже, — сказал Тарзан. — Теперь идите, прежде чем толпа не опомнится и не решит избрать нового царя. Идите, прежде чем не станет хуже, чем раньше. Нкима запрыгнул на плечо Тарзана и затараторил. — Нет, Нкима, — сказал Тарзан. — Не в этот раз, старый друг. Иди с этими людьми и Джад-бал-джа. Тарзан поднял льва, осторожно, как котенка, и положил его на носилки. Джад-бал-джа лизнул его руку. Тарзан заговорил со львом на языке джунглей. — С тобой будет все в порядке с этими тармангани, старый друг. Они позаботятся о тебе. И если судьба и закон джунглей позволят, увижу тебя и Нкиму снова. Хант пожал руку Тарзану. А Джин сказала: — Вы, это нечто особенное, — мистер Тарзан. — Да, я такой, — ответил Тарзан, и улыбнулся. — И скромный, также, — подхватила Джин. — Это моя самая главная черта, — ответил Тарзан. Ньяма и Джин по очереди обняли его, а затем с помощью Ханта потащили носилки, унося Джад-бал-джа прочь. Прежде чем они начали осторожно спускаться вниз по лестнице, что вели с арены, Джад-бал-джа поднял свою окровавленную голову и посмотрел на человека-обезьяну. «Его губы искривились», — подумал Тарзан. — «И кто бы еще говорил, что зверь не может улыбаться?» Когда Хант, Джин, и Ньяма выбрались на главный двор, волоча за собой носилки с Джад-бал-джа, к которым был привязан лев, они были поражены видом того, как все люди спасаются бегством. Здесь не было и намека на цивилизацию посреди этой ревущей, толкающейся, убегающей прочь толпы. Женщины, дети, старики, падали под ногами перепуганной и запутанной массы убегающих, и были затоптаны. Видеть, что их бог был так напуган чужестранцем и что он принялся буйствовать посреди своего собственного населения, было слишком невыносимо для чувств аборигенов Ура. В порыве бегства и чтобы избежать смерти от ярости своего бога, они разбросали лампы и факелы, разлили масло. Ур начал гореть. Огонь быстро распространился, и вскоре пламя взметнулось из окна, а дым, густой, как шерсть и черный, как смола, поднялся над городом и закрыл чистое голубое небо и белоснежные облака сажей. Ньяма немедленно приняла командование. — Идем этим путем, — закричала она, и они понесли носилки прочь от кишащей человеческой массы, двинувшись обратно в пылающее здание. — Мы ведь умрем! — заорал Хант. — Нет, — сказала Ньяма. — Я знаю это место. Вперед, через кухню! Они были едва не сметены бегством обитателя Ура, но большая часть бегущих находилась на главной площади и арене. Таким образом, они были в состоянии проделать свой путь через перепуганных отставших, и вскоре уже двигались по длинному лестничному пролету, входя в кухню большого дворца. Компания была почти полностью измотана к тому времени, когда достигла кухни и промчались через нее, затем, выбежав через заднюю дверь, они двинулись через двор. Воины, с пеной у рта, как будто зараженные бешенством, толкаясь, пронеслись мимо них; само основание, на котором зиждилась жизнь аборигенов, казалось, ушло из-под их ног, и теперь все они сошли с ума, а их одним намерением было желание сбежать отсюда как можно дальше. Ньяма провела свою группу через двор, и, не встречая абсолютно никакого сопротивления, они переместились в поле за большим городом, а вскоре повернули, двигаясь вокруг рва к джунглям, окружающим Ур.
***
Хенсон, Билли, и Уилсон с удивлением наблюдали из укрытия в джунглях, как народ Ура выскочил из своего города. Многие падали с разводного моста или были затоптаны людскими массами, но теперь, для жителей Ура, возникла новая проблема. Мост надо рвом начал разрушаться из-за большого веса, давящего на его основание. Он затрещал, и его бревна высоко подпрыгнули. Перепуганные массы людей падали в воду с крокодилами, которые обрели настоящее пиршество в этот день. Вода покраснела от крови, а крики раненых и умирающих были поистине страшными. — Если Джин была жива, — сказал Хенсон. — И оставалась внутри… — Вы же не знаете этого наверняка, — сказал Билли. — Я думаю, что ты мог бы сделать ставку на это, — сказал Уилсон. — Если бы я был тобой, я нашел бы себе какую-нибудь женщину, родил еще одну дочь и отправился бы