Олесь Бердник СТРАШНЫЙ СУД Фантастическая повесть

І

Василий проходил мимо келий, стучал в двери. Услышав голос, отворял их. Низко кланялся монахам, произнося:

— Прости, брат, коли в чем провинился.

— Бог простит, любый брат.

Обойдя всех, Василий решительно зашагал к воротам монастыря. Там его ждал игумен отец Стефан. Лицо старого наставника сморщилось жалостно. Он всхлипнул, обнимая Василия. Покачал печально головой, прошамкал:

— А может, бросишь затею свою, брат? А? Перемелется… Привыкнем… Нет власти, да еще не от бога! А?

— Нет! — резко рубанул Василий. — Это власть от бога. А то безвластье. Разбой. Сам антихрист пришел на землю, его рука! Отче преподобный! Неужели не видите? Церкви опустели. Народ отворачивается от бога. Насмехаются над мощами, над церквями. Каких еще знаков надо? Последние времена…

— Сказано: не знаете ни дня, ни часа, — попытался возразить игумен.

Василий тряхнул черной гривой волос, темные глаза его грозно блеснули, между усами забелели зубы. Он поднял руку, будто призывая в свидетели Бога, потряс ею.

— Сказано также: когда пожелтеют нивы, то скоро жатва! Берегитесь, ибо в страшной ярости сошел к вам антихрист, зная, что недолго ему властвовать. И сведет, когда сможет, даже избранных! Я не желаю смотреть, как богоотступники в кощунстве разрушают Святую Церковь! Преподобный отче! Не держите меня! Я решил, никто не остановит меня. Пойду в пещеру, умру и буду ждать страшного суда! Скоро, скоро загремит труба Архангела! Скоро, скоро грядет жених!..

Василий склонился для благословения. Игумен наскоро благословил его, развел руками. С сожалением взглянул на облачка в синем небе, на цветущие каштаны в монастырском саду. Чмокнул сухими губами.

— Эх! Красота какая Божья! И не грех тебе бросать ее. Братия терпит, молится, а ты бросаешь нас в такое время.

— Отче, не вводите меня в искушение, — понуро отрезал Василий. — Простите, коли провинился. На страшном суде встретимся!

— Бог простит, — вздохнул отец Стефан. — Иди, если так… Где же ты хоть будешь?

— Про то будет знать Бог, — неприязненно сказал Василий, двигаясь к воротам.

Он закинул небольшую сумку за плечи, вышел из ворот и, не оглядываясь, пошел по улице.

Через дорогу переходила колонна детей. Они несли красное знамя. Ветер трепал багровое полотнище, игрался им, и Василию казалось, что какой-то апокалипсический дракон дразнит его своим языком.

— Сгинь, морок, сгинь, — прошептал чернец себе под нос, отворачиваясь. — Господи, помилуй мя грешного…

Он лишь на мгновение остановился у лавры, поклонился ей, перекрестился. И уже не останавливался нигде аж до Днепра. Возле Корчеватого под лозами монах отцепил маленькую рыбацкую лодочку. Он давно приготовил ее для своего путешествия. Перетряхнув охапку сенца, Василий положил его посередине и сел в лодку. Еще раз взглянул на сверкающую колокольню лавры, на мерцание других церковных куполов. Прошептал:

— Господи, благослови…

Какой-то усатый дядька с берега крикнул:

— Что, отче, рыбки захотелось?

Василий не ответил ничего. Оттолкнулся веслом, гребанул. Раз, другой. Легкая душегубка стрелой понеслась на быстрину. Ее подхватило, помчало по течению.

Снизу небольшой буксир тащил несколько старых барж с каменным углем. С натугой шлепали трудолюбивые лопасти, большими клубами валил из трубы сизый дым. Монах предусмотрительно повернул направо, чтобы не попасть на высокую волну.

С судна плечистый матрос с черным от угля лицом иронично проорал:

— Эге-гей, отче! К молодухе поплыл?

На баржах смеялись парни и девчата. Бодро рванула аккорд гармошка, беспорядочный хор запел веселую песню.

— Сатана, — пробормотал Василий, яростно гребя веслом. — Настоящие слуги сатаны. Только рогов не хватает. Взяли власть, и вот видишь: житья нет…

Поплыла лодочка мимо песчаных утесов, нежно-зеленых кустов весенних лоз, коренастых дубов на лугу, грустноватых ив. Кое-где колыхались на волнах лодки рыбаков. Людей было мало. И гнев монаха утих. Обосновались в его сознании мучительные мысли.

Он не мог примириться с тем, что творилось вокруг. Разум не вмещал круговорота событий, не хотел понять великих переломов. Менялись традиции, люди переставали верить в Бога, религия теряла свою силу. Василий долго не мог решить, что ему делать, как жить дальше. Он знал твердо одно: приспособиться нельзя. Или с ними, с безбожниками, или против них! Он понимал, что новая власть, как соломину, сметет всякое противодействие. И тогда, после долгих раздумий, догадался. Да, это пришли последние дни перед Страшным судом.

Василию хотелось воскреснуть в день великого прихода чистым и безгрешным. В уме родился план. Вызрел. И монах начал приводить его в действие.

Пускай беснуются. Пускай кощунствуют. Грозная десница над ними! Как тать ночью, придет кара небесная. Так говорил святой Петр. Все стихии с шумом перейдут, сгорят. И родится новый мир. И станет Василий жить там, в вечном блаженстве, славя творца. А место безбожников — в геенне огненной, там, где блудодеи и воры, и зверь, и лжепророк…

Так размышляя, Василий доплыл до Плютов. Здесь, пристав к берегу, он решил отдохнуть. Усевшись на песчаную кручу, монах развязал засаленную сумку, вытащил горсть сухарей, глиняный ковшик. Зачерпнув чистой воды из Днепра, он принялся хрумкать сухари, запивая. Окончив нехитрую трапезу, монах извлек из сумки Евангелие, прочитал несколько стихов.

За спиной послышались шаги. На песок упала тень. Чернец закрыл книгу, оглянулся. Из кустов выходил старый седой дедок. Он тащил к берегу рыбацкую душегубку. Увидев монаха, дедок поднял старенькую буденовку, вытащил изо рта полусгоревшую трубку, весело сказал:

— Здравствуйте, отче!

— Дай боже, — буркнул чернец, приподнимаясь.

— Вот что значит нет силы, — жаловался дед. — Растратил за восемьдесят лет. Когда-то было парней бросал через себя, как котят. Не верите? Правду говорю! А теперь… Охо-хо! Лодку нет силы подтянуть к воде. А надо. Старуха ухи захотела. Что ж. Надо плыть. Такое дело!..

Монах молча подступил к деду, искоса глянул на буденовку, ухватился за лодку, подтащил к берегу. Толкнул в воду. Коротко молвил:

— Садитесь…

— Дай боже, отче, вам счастья, — ласково улыбнулся дед. — Не перевелись еще добрые люди…

Кряхтя, он начал устраиваться посреди лодки на коленях, подкладывая под себя подставное сиденье. Взглянув на унылого монаха, спросил:

— Куда это вы так плывете? Может, по смертному случаю какому?

— Куда глаза глядят, — нахмурил густые брови Василий.

— Чего так?

— Известно чего.