приехали на похороны. Я уже успел выучить лица всех людей, кроме одного лица. В конверте не было фотографии жены Руслана. Яковлев просил изучить особенно внимательно отдельный файл. Не поленившись, встаю и нахожу ту самую папку в сумке. Сажусь обратно на кровать, не зная, открыть её сейчас или ещё немного подождать.

Если так посмотреть, то она, наверное, сейчас места себе не находит. Руслана убили больше недели назад. Находясь в Москве, я тоже не решился предстать перед ней. Боюсь представить, какими словами она будет меня встречать. Достаю фотографию. На ней изображена молодая женщина с длинными темными волосами. Она не смотрит в кадр, смущенно пряча глаза. Но на лице её улыбка. Такая простая с виду, и в тоже время невероятно красивая. На обороте фотографии пусто.

Не желая больше ничего узнавать о ней, убираю фотографиею обратно в папку, тянусь к прикроватной тумбочке и беру телефон. Впервые включаю его, набираю защитный код. Мобильный тут же оживает. Посыпались сообщения о пропущенных звонках. Спустя пять секунд экран засветился, оповещая о входящем вызове. Принимаю вызов, но молчу в трубку.

– Слава богу, ты живой. – услышал беспокойный шепот. – Руслан, где ты? Что с тобой происходит?

У меня в горле ком стоит. А это всего лишь телефонный разговор. Что будет, когда она спросит то же самое, глядя мне в глаза?

– Я в Махачкале, – отвечаю, проглотив все эмоции, – брат умер. Поэтому уехал, не смог сообщить.

– Почему не взял меня с собой? Что теперь скажут люди, – продолжала она причитать, – скажут, что у Алдамовых невежда невестка. Оф, Руслан, в какое положение ты поставил меня.

– Плевать, что они говорят. Ты не беспокойся об этом.

– Милый, – позвала она, – прими мои соболезнования. Прости, я не сразу сообразила. Так злилась на тебя за то, что пропал внезапно. Совсем не подумала, что причины настолько серьёзны. Я сейчас же возьму билеты и…

– Не надо, – перебиваю её, – я скоро вернусь.

– Руслан, так нельзя. Я должна быть рядом с тобой.

– Ты и так всегда со мной, в моем сердце, – нагло лгу, благодаря Всевышнего за то, что женщина сейчас не видит меня. – Послушай, я через несколько дней вернусь домой. Хочу, чтобы ты ждала меня там. Пожалуйста, не приезжай.

Потребовалось около часа уговоров, чтобы привести всевозможные доводы, и наконец, услышать смирение в её голосе. Она согласилась не приезжать. Договорив, я с облегчением откинулся на кровать. Спать не хотелось, хотя в доме все уже легли. Многочисленные родственники, в основном женского пола, заполнили дом, не оставляя маму одну. До утреннего намаза ещё есть время. Надо было чем – нибудь занять себя, раз уснуть уже не получится. Я взял куртку и вышел из комнаты. Тихо шагая, стараясь быть незаметным, я покинул дом в поисках места, где мог бы побыть немного собой.

ГЛАВА 4.

– Впустишь? – спросил у напуганной моим визитом девушки.

– Зачем ты пришёл? – отвечает Эмма.

– Сам не знаю, – честно отвечаю глядя прямо в глаза, – захотелось спрятаться от всех и побыть немного одному. – на лице девушки читалось недопонимание и я добавил, – Раньше я искал покоя в твоём муже, только он мог вернуть мое душевное равновесие.

Эти слова подействовали на неё как шифр от замка. Эмма отошла в сторонку, молча приглашая меня внутрь. Прохожу. По старинке снимаю обувь. Она достаёт для меня тапочки и, также молча, уходит в другую комнату, оставляя меня одного.

Тишина. То, зачем я пришёл в этот дом.

Прохожу в гостиную, смотрю по сторонам, пытаясь угадать что-то из старого прошлого. Эта квартира была нашей братской берлогой холостяков. Сейчас в ней все абсолютно по – другому. Тёплая, уютная, тихая атмосфера обволакивает. Проникает в меня вместе с воздухом, которым я дышу. Подхожу к дивану и плюхаюсь на него. Закрываю глаза и стараюсь хотя бы ненадолго ни о чем не думать.

В тот момент, когда голова опустошается, я, словно в трансе, сижу и чувствую себя оболочкой без души; человеком без чувств и чистых эмоций; человеком беспомощным и никому не нужным. Разума касается странный шум. Тонкий детский голосок, точнее плач. Открываю глаза пытаясь понять.

«Я, правда, слышу детский плач?»

Звук повторяется, а за ним нежный голос Эммы, что ласково успокаивает младенца.

Встаю и, словно заворожённый, иду на голоса. Дохожу до спальни, но стою возле приоткрытой двери. Эмма играет с малышом, который лежит на кровати, переменно, то плачет, то умолкает на голос матери.

Бесцеремонно и без спроса вхожу в комнату. Как загипнотизированный подхожу к кровати. Ребёнок, заметив меня, любопытно разглядывает. На его лице застывает полу улыбка, затем и вовсе малыш улыбается и начинает как-то по- детски агу-кая, общаться именно со мной. Эмма поворачивается и удивлённо говорит:

– Обычно он плачет при виде посторонних людей.

Опускаюсь на колени, словно мальчик, лежавший на кровати – моя Медина. Я готов заплакать. Я не застал брата живым, но смог увидеть чудо, оставшееся после него. Хочу взять его на руки, и в тоже время боюсь навредить. Тянусь к нему и не решаюсь коснуться. Малыш продолжает изучать меня и весело о чём-то говорит.

– Хочешь взять? – спрашивает Эмма.

– Можно? – спрашиваю в ответ.

– Конечно. Садись на кровать, я подам его тебе.

Забираюсь на постель, устраиваюсь поудобнее. Она кладёт ребёнка мне на грудь. Малыш, как ни в чем не бывало, продолжает свои веселые рассказы, а затем, успокоившись, кладёт палец в рот и замолкает. Смотрю на него, чувствую, как маленькое сердечко бьется внутри, согревая меня, вселяя надежду на то, что эта жизнь ещё чего-то стоит. Смотрю на Эмму – девушка, наблюдая за нами, просто улыбается. В уголках глаз застыли слезы, но она часто моргает, стараясь их отогнать.

– Как назвала?

– Алан, – отвечает, прочистив горло. – Так хотел Адам.

Хочу много чего сказать, но все слова застывают в горле, когда Алан сладко зевает и закрывает глазки, собираясь спать. Из груди вырывается глухой смех. Впервые в жизни держу ребёнка на руках, и он засыпает.

– Я возьму? – Эмми тянет руки к малышу. – Уложу его и будем пить с тобой чай.

– А по крепче нет ничего? – шучу я, наблюдая за тем, как она заботливо забирает у меня малыша и кладёт его в детскую кроватку.

– Адам не пил, я тоже, – отвечает она, – поэтому только чай.

– Адам не пил? Мы об одном человеке сейчас говорим? Ты шутишь? – встаю, поправляю за собой вмятину на кровати и иду к выходу.

Проходя мимо девушки, вижу тень грусти на её лице, но она быстро прячется за волосами. Может не я один такой, полный мыслей и пустой в душе? Стоит ли пытаться с ней говорить и разгрузить немного эту светлую