Все хорошие люди, которых я знал, были малознакомыми. Всех плохих людей я знал хорошо.
Будьте счастливы! Упивайтесь счастьем! Фотографируйте его! Сувенирте! Потому что случатся времена, когда вам придется доказывать себе, что счастье есть. Или, по крайней мере, было.
Войны существуют
Войны существуют потому что многим людям страшно умирать от (старческих)болезней, потому что им страшно смотреть, как умирают родители и как готовятся умереть дети. Война, несущая случайную смерть, всегда милее болезной смерти.
Что есть Бытие?
Бытие это когда надо что-то делать ради существования. Отсутствие бытия засасывает во вселенский пылесос. Надо что-то делать, чтобы быть, но что такое Бытие? Бытие - это мясорубка жизни, перемалывающая детей, идолов и любимых. Некоторым нравится крутить ручку этой мясорубки, но они не знают, что и они попадут в нее своевременно. Мы все крутим ручки мясорубок, мы все мелем человеческое мясо, даже вегетарианцы.
Прощенное воскресение
Меня много раз хотели убить, посадить, клеветали за спиной, дружески подсыпали яда, отнимали детей. И теперь я должен их всех простить??! Как? ведь все они добились своего, они испоганили мою душу, а теперь, частью умершие, постоянно пропитывают мою память адскими миазмами?
Нет, не нужно мне Божьего прощения, да и что я могу просить у Того, кто посылал ко мне убийц, отравителей и ненавистников, Того, кто толкал меня в пропасть, чтобы подхватить у самого ее дна?
Как я чудил! Без берегов, без мозга!
Что только я в жизни не выкинул! Всё и вся вызывал на дуэль (частенько получая по личности). Нет такой глупости, которой я бы не совершил, нет такой напасти, против которой я бы не пошел! Ну и что? Все прошел, все испытал, все видел, и потому рядом никого не осталось - все отступили и сдались. В этом правда жизни - людям нравятся курортные моря и Dolce vita.
Кстати, Нищеброд - это человек, у которого вместо извилин бренды. Весь в брендах? Значит, умен.
Я всегда был сам по себе. В шестом классе друзья совали мне фото патлатых британских музыкантов, убеждая на них молиться, но я не понимал их. И всегда, когда что-то впаривали, отворачивался. Я сам был себе критерием, я любил, то что нравилось.
ТРИ МЕСЯЦА В НАРКОЛЕЧЕБНИЦЕ
Недавно я познакомился в кафе с одним человеком лет двадцати пяти. Было видно, что его распирало от знаний, и хотелось их слить. Он уселся за мой стол с бутылкой армянского коньяка и грудой горячих чебуреков, посмотрел длительно в мои наливающиеся неприязнью глаза, сказал:
- Ты не закипай. Давай лучше выпьем, и я тебе, Руслан Альбертович, расскажу кое-что интересное. Сразу скажу, что я - Марьянов, только не умер в лечебнице, в которой умер он.
Он знал меня по имени и отчеству, это польстило. Я размяк и посмотрел на коньяк, горячие чебуреки. Спиртное я давно не употреблял, но кто же откажется от такой дорогой дармовщины? А от сочных чебуреков? Только печень и желчный пузырь, но слова я им не дал.
- Как вас зовут? - спросил я только лишь затем, чтобы не пить с незнакомым человеком.
- Андрей Капустин, - ответил он, и мы выпили.
Съев чебурек, конечно же, облившись соком, Андрей стал говорить:
- Ты знаешь... Я буду на "ты", так надо, ты не возражаешь?
- Нет. Но хочу предупредить, что я говорить на "ты" с малознакомым человеком умею мало.
- Я думаю, говорить ты не будешь, а будешь с ужасом меня слушать. А потом побежишь к своему компьютеру, чтобы мои слова записать.
- Хорошо бы, - улыбнулся я скептически.
Мы выпили еще по рюмочке, отправили до наших печенок еще по круто зажаренному чебуреку, и Андрей приступил к фактуре.
- Ты знаешь, Руслан Альбертович, что твоя мать или жена может позвонить по одному из десятка номеров, которые легко найти в Интернете, и через полчаса в твою квартиру придет несколько крепких мужиков в белых халатах, придет и "уговорит" тебя немедленно ехать лечиться в наркологическую клинику, хоть ты не пьешь или пьешь мало? Не знаешь. А вот моя мама была недовольна, что я после смены частенько пил пиво с друзьями, и домой прихватывал пару бутылок. Она позвонила, эти люди в белых халатах приехали, стали уговаривать, одни сладко, другие - зло, мама плакала, что я умру от этого пива где-нибудь в подворотне. Я не могу смотреть на мамины слезы, и потому сдался, спросил, а где ты возьмешь деньги? Как я понял, их понадобится много?
- Я уже договорилась, мы будем сдавать твою квартиру, этих денег на лечение хватит.
Тут я сбесился - все рассчитала! они только этого и ждали. Скрутили, мать какие-то бумаги подписала, и меня увезли, как я понял, куда-то на северо-запад Москвы. Там была форменная тюрьма - ни прогулок, ни свиданий, в общем, никакой связи с внешним миром, и это за 160 000 в месяц. Я пытался буянить, говорил, что всех посажу, а их начальник из дагов, низенький такой, только смеялся. Делать нечего, стал осваиваться. Нас там было человек десять. Несколько алкоголиков, несколько наркоманов, несколько таких как я. Одну тихую женщину Валю посадил муж, не знаю по какой причине, то ли любовницу завел, то ли просто надоела. Она в жизни не пила и наркотиков не знала. Другой, его Витей звали, смурной какой-то был, по психике по лечебницам болтался, пока мать его в эту шарашку не определила, опять таки на деньги от сдачи квартиры сына. Всех держали по месяцу, по два, потом переправляли в так называемую подмосковную Швейцарию, там был их концлагерь всего за 30 штук в месяц. Я потом расскажу о нем, туда почти все наши попали, потому что 30 штук - это не 160. В больнице меня продержали полтора месяца, потом ночью загорелась проводка, все наши комнаты забило густым черным дымом, бабы