старичок, в островерхой широкополой шапке. Увидев меня, он еще шире улыбнулся, и на смешном ломанном русском спросил:

   - Остаться хочешь? Твоя холошо подумал?

   Я понял, что сейчас решается моя судьба. В хитром прищуре раскосых глаз увидел волшебную силу, способную действительно меня здесь оставить. И тут же из-под благостного пожеланий, жестко проступили вопросы:

   " А действительно ли ты готов бросить близких людей? Не закончить начатые дела, похоронить дальние и ближние планы?"

   -Нет! -твердо сказал я. Уважая мое решение, старичок кивнул и показал на выход: - Тогда твоя спешить должен! Музея сколо закрывать будут.

   Выскочив из беседки, я чуть не наступил на хвост дракону. Перепрыгнув его, бросился обратно по петлявший среди леса и скал дороге. Далеко внизу показались смутные очертания зала, и теперь я уже боялся одного: " Не успею!" За очередным витком дороги над водопадом зацепилась за край скалы радугу. Она, словно указывала кратчайший путь. Уже привыкнув к аномальным эффектам этого мира, я без страха прыгнул на этот семицветный мост. В тот же миг радуга закрутилась, неся меня над пагодами, рекой, степью, где все еще бушевал, поднимая синие вихри, трехглазый демон. Снова подо мной пронеслись охотники на тонконогих кобылицах. Промелькнули отвесные склоны гор. На одной из белых вершин я увидел одинокую крохотную фигурку тибетца. Коварная проводница бросила его там, снова превратишь в пустоту и сумрак. Не в силе помочь бедняге, я только от души пожелал, чтобы он нашел силы спуститься обратно, из царства льда и холода к родному очагу в свою долину. Движение все убыстрялось, цвета радуги слились в один ослепительно белый. Посмотрев вниз, я увидел, что это огненное колесо вращает бронзовыми руками танцующий Шива. А потом и он, и радуга исчезли. Снова оказавшись в залах музея, я по инерции все еще пролетал сквозь стены, этажные перекрытия и витрины, вызывая раздражение у экспонатов. В зале индонезийской культуры меня ущипнула острым птичьим клювом ритуальная маска. На следующем этаже замахнулась и чуть не попала по лбу палицей персидская воительница, в островерхом шлеме и коротенькой кольчуге. Увернувшись, я сделал последний кульбит и оказался на пропахшем музейной пылью ковре. Персиянка, теперь уже вполне миролюбиво, смотрела на меня с картины, а ее украшенная оленьей головой палица, лежала под стеклом на витрине. Сухощавая старушка служительница вежливо, но настойчиво, трогала меня за плечо:

   - Молодой человек, музей закрывается, в гардеробе вас до ночи ждать не будут! Кинув взгляд на ее строгое лицо, где над верхней губой пробивались такие же, как у воительницы, усики, я извинился и поспешил на выход. Через несколько минут, сопровождаемый ворчанием служительницы гардероба, поднимался по ступенькам к дверям музея. Оказавшись на улице, плотнее запахнул куртку. Конечно не Тибет, но в промозглую осеннюю погоду в Москве тоже холодно!

   Над бульваром уютно горели фонари. Навстречу, уже не спеша, прогулочным шагом двигались прохожие. Город постепенно переходил от часа пик к вечерней жизни. А я все еще пребывал под впечатлением от случившегося. С одной стороны был счастлив, что вернуться. С другой, уже хотелось в волшебный мир обратно.

   Я так и не понял, как все случилось. Да и нет тому объяснений в мире, где до сих пор пребываю. Хотя теперь уже появились сомнения: целиком ли я здесь. Не осталась ли какая-то моя частичка, по другую сторону холста, что проглотил меня вместе с одеждой, ботинками и грузом хронических болячек. Да, дорогой читатель, все именно так и произошло! Смачно причмокнув, картины всосала меня, словно сверхмощный пылесос крупногабаритную пылинку. И, не успев опомниться, очутился я в пахнувшем масляной краской захолстовом мире. (Захолстовый - это от "за холстом". С захолустьем прошу не путать!)

   Впрочем, тогда мне было не до терминов и словосочетаний. Представьте: стоите вы на скрипучем от старости паркетном полу музея, любуетесь пейзажем, где из молочно белого тумана вырастают сверкающие горные пики. Вдруг чмок! И нет уже ни паркета, ни картин на стенах, ни дремлющей на стуле старушки служительницы. По ногам, окутывая колени, ползет туман. А горные вершины, вот они! Слева, справа, впереди до самого горизонта. Конечно, в таких случаях полагалось бы сильно испугаться. Но тогда это скорее был не страх, а смешанный с мистический восторгом ужас. Преодолев его первый шквал и паническое желание немедленно вернуться, я принял, решение не спешить, осмотреться и, может, даже воспользоваться шансом, который предоставила судьба.

   По молодости ощущение близости иных миров возникало не так уж и редко. Произойти это могло в совершенно разное время и в разном месте: На утренней рыбалке, в первый снег, когда на промерзшую землю плавно опускаются белые хлопья. Даже в метро, покачивание вагона и мелькающий за окнами черный мрак могли привести в пограничное состояние. Однако, махнув сверкающим шлейфом из звезд, волшебство быстро ускользало. С годами это ощущение раздвоенности и зыбкости мира вовсе перестало приходить. Но сегодня, еще на пороге музея, я вдруг ощутил мощный рецидив. Осматривая хорошо знакомую коллекцию, я чувствовал и видел гораздо больше, чем раньше. Причудливые фигурки из слоновой кости, похожие на уголок диковинного сада шкатулки, панно с изображением демонов из тибетской мифологии, были сейчас не просто экспонатами. Казалось, я начинаю проникать за внешнюю грань вещей. Меня словно затягивало в мир завитринья. И в итоге, доигрался, затянуло!

   Стоять по колено в тумане было довольно холодно. Тибет вообще место с суровым климатом. А, так как, картина принадлежала кисти Рериха старшего, именно там я и оказался. Только реальность эта была особая, преломленная в магическом кристалле восприятия автора. Даже если когда-нибудь окажусь на Тибетском плоскогорье вряд ли смогу увидеть эти вершины в таких завораживающих красках. Словно сверкающие мечи небесного воинства, горы вонзались в фиолетовую дымку над горизонтом. На какое-то время я даже забыл о холоде, но он быстро напомнил о себе, когда со снежных пиков потянуло ледяным ветром. Чтобы согреться, я быстро пошел вперед, но казалось, что только перебираю ногами, а горы недвижимо висят над белой рекой тумана. Под ботинками вместо