========== Часть 1 ==========

— Хах, Потти, готов вернуться к своим опекунам-маглам в кладовку под лестницей?

— Презрительный голос Малфоя догнал Гарри на перроне.

— Я давно уже там не живу, — устало парировал он, даже не обернувшись.

— У Гарри есть своя комната, заруби себе это на носу! — огрызнулся на Малфоя верный друг Рон.

Прозвучало сказанное, увы, довольно жалко. Учитывая, что в распоряжении наследника рода Малфоев был весь Мэнор и бог знает что ещё, аргумент вовсе не походил на стоящий. Но долгого спора или стычки не случилось: объявили посадку на поезд до Лондона и перрон опустел.

— Эй, ты чего? Всерьёз расстроился из-за этого? — Рон потряс Гарри за плечо.

— Да нет же.

Что такое была одна короткая подколка в сравнении с перспективой вновь провести целое лето с тётей и дядей? Мелочь, и впрямь не стоящая внимания. Будущие три месяца рисовались Гарри серыми и тоскливыми. Вызвано это было отнюдь не уборкой по дому, которая летом полностью ложилась на его плечи, и не отсутствием друзей или развлечений. Дадли, срывавший на нём свою злость всё прошлое лето, вернётся из школы тоже — и ему будет позволено всё, в отличие от Гарри, которому запрещалось колдовать вне школы. Единственный раз, когда он вышел из себя, чуть не окончился отчислением из школы или в Визенгамоте — так что про палочку на ближайшие три месяца можно забыть. А вот о страхе забыть не получалось, и именно поэтому ничего ненавистнее лета для Гарри не было.

Он жалел, что нельзя проводить каникулы с семьёй Уизли, но, понимая риск навлечь на них гнев Волдеморта, сознательно отказывался даже от дружеских приглашений погостить недолго. Нет уж. Если его и выследят слуги Тёмного Лорда, пусть уж лучше пострадают Тётя Петуния с дядей Верноном: случись с ними что дурное, жалеть он не будет, — это он точно решил для себя. А значит, приходилось терпеть.

С вокзала он направился на пригородный автобус: обычно уменьшать свой объемистый багаж и совиную клетку было нельзя, но такую-то мелочь можно было себе позволить, чтоб не толкаться и не мешать другим. А с автобуса под моросящим июньским дождиком он притащился наконец к коттеджу на Прайвет-Драйв.

— Ох, явился, глядите-ка на него.

— Грязный, как собака.

— Иди в душ немедля.

— Нет уж! Пусть идёт к себе в комнату, глаза б мои его не видели, — прохрипел дядя Вернон, и Гарри поспешил перетащить чемоданы наверх.

В этот раз они показались ему как никогда тяжелыми то ли он ослаб, то ли учебников и вещей в этот раз оказалось больше… В любом случае, он успел облиться потом, пока дотащил их до спальни наверху. Сердце билось где-то в горле. Заходя, Гарри надеялся, что Дадли не будет — отправится к своим дружкам или на стадион — но и он был здесь, сидел перед телевизором и молчал, провожая двоюродного брата тяжелым взглядом. Раньше он не упускал возможности подразнить его, и поэтому нынешнее молчание казалось особенно напряженным. Тем не менее. Гарри не стал слишком вдумываться в это и поспешил захлопнуть за собой дверь. Запирать её изнутри ему запрещалось, чтобы тётя с дядей могли в любой момент ворваться и проверить, не занимается ли приёмыш чем-нибудь запрещенным; Гарри считал, что если бы они с тем же рвением следили за родным сыном, непременно обнаружили бы и то, что он к своим пятнадцати годам интересуется не только боями без правил, но и порнографией, и вдобавок так осмелел, что курит «травку» в собственной постели, отбивая потом запах сильным дезодорантом и жвачкой. По крайней мере, в прошлое лето было именно так, и вряд ли что-то изменилось.

Но довольно скоро ему предстояло открыть для себя то, что кое-что всё же стало по-другому. Открылось это обстоятельство не сразу: первый месяц тянулся долго, Гарри как прежде заставляли то отскоблить ножом весь деревянный настил на террасе, то вытаскивать хлам с заднего двора, то ещё что-нибудь. Петуния прикрикивала на него, дядя Вернон в очередной раз угрожал отнять и сломать его палочку или попросту не отпустить на будущий год в школу, Дадли пробовал на нём разные боевые приёмы — но по мере того, как Гарри каждый раз сгибался пополам от боли, становилось ясно, что победить его ничего не стоит, и он терял интерес. Свою любимую шутку — натянуть футболку ему на лицо, ударить коленом под дых, чтоб Гарри согнулся пополам, а в довершение пнуть под зад — и то перестал пробовать. Но его маленькие поросячьи глазки изучали Гарри с прежней злобой, и Гарри жил, смирившись с мучительным ожиданием его новых выходок.

За то время, пока они не виделись, Дадли успел вырасти чуть не на голову, и уже одни только очертания его тяжелой фигуры казались угрожающими, в отличие от Гарри, который за июнь успел разве что ещё сильнее похудеть и не отличался ни ростом, ни силой.

Для него было большим счастьем провести день незаметно, чтобы никто не накричал и не сорвал на нем злость, лучше всего — не выходя из своей комнаты, но такое случалось редко. Обычно ещё ранним утром тётя или дядя за шкирку вытаскивали его из постели и приказывали то отправиться к шести утра на другой конец района, чтобы занять место в очереди на распродажу, то идти и мыть пол на первом этаже с тем расчетом, чтоб он как раз успел высохнуть к восьми часам, когда проснётся Дадли. Первого июля было так же — с единственным отличием в виде вечернего отъезда тёти и дяди к сестре Вернона, Мардж. Дадли ехать к тётке, впрочем, тоже отказался, но Гарри искренне надеялся, что он отправится к друзьям или проведёт ночь за компьютерными играми. Худшее, что могло его ожидать — сборище всех друзей и музыка ночь напролёт; однако к девяти вечера стало совсем тихо. Отдохнув после утренних обязанностей, он решился выбраться за дверь и направился в ванную. Вначале он намеревался принять быстрый душ и минут через десять так же быстро, мышкой, шмыгнуть в комнату обратно, но мнимая тишина и плеск воды успели его успокоить. Поэтому он позволил себе взбить пену и набрать побольше тёплой воды, и довольно долго в полной расслабленности лежал, откинув голову на край широкой ванны. Здесь таилась первая маленькая ошибка: после возрождения Волдеморта всегда надо было держаться настороже и не открывать свой разум, а вечно прятаться. Вместо дремоты или приятных образов, навеянных подростковой фантазией, к нему пришло нечто иное, куда более мрачное. Незримая связь с Волдемортом точно затягивала его в тёмный омут. Пальцы крепко до белизны вцепились в бортики ванны,