велика, что сон является единственно интересующим; он осложняется тем, что в ночь, когда сарай, «отеля» набивается людьми, «метр-д'отель», чтоб обогреть помещение, так как «на дворе» – мороз, разводит костер. У японцев привычка к угару, в Японии нет печей, дома не знают труб, а когда мы на рассвете, выползли из дымного «абри» под отмытый рассвет, под месяц ущербный, под звезду, что каплей воска повисла на тверди, чтобы видеть внизу облачное море, чувствуем наши головы ломающимся от угара.
Тошнота давит под ложечкой; в утренних сумерках бродим, как сонные мухи
На вершинах все световые эффекты более заметны. Кажется, что земля стала маленькой, что она эта вот вершина горы под ногами. Предрассветный сумрак слабо уступает напору света, идущего откуда то снизу. На камнях лежит иней, от земли подымается смрад десятков тысяч людей, перебывавших здесь, они складывают столбики из лавы, они и обрывки обуви, вот все что остается от посещения горы людьми. За сутки пребывания на вершине я видел всего двух европейцев. Десять часов утра мы обошли кратер на что требуется около двух часов, побывав на Кенгамине (12,390 фут) – чтобы удостовериться, что восточный склон Фузи-ямы имеет температуру почвы еще довольно горячую, она излучает легкий пар; побывали на снегу на склоне кратера; а с вершины видели восток, юг и запад открытыми от облаков, давшими нам захватывающие панорамы долин, горных высей, где дымится действующая Асама и ощущение полета над обширным пространством лесов и полян, видным далеко внизу. Сделав несколько этюдов на вершине и попав в качестве матерьяла на пластинку корреспондентов газет я, с моими друзьями, покидаю заоблачные выси, где все время не хватает с непривычки густого воздуха, в носу ощущение тонкости кожи, могущей прорваться под напором крови.
В два часа дня, начинаем спускаться. Все вовремя! даже на вершине водворилась скверная погода, солнце исчезло, лазури нет помину, моросит холодный дождь. Пустынный откос все вниз, вниз… Ноги без конца скользят в рыхлом, не марающем туфе. Уже и вечереет, а мы только что вступили в полосу леса, ночь застает нас на неведомых, даже для проводника путях, мы спускаемся по направлению к Иошиде. До нее остается около восьми верст, а между тем так темно, что не видно друг друга. Ноги наши стерты, у иных башмаки разорваны. Мы блуждаем в темноте, чтобы попасть наконец в какую-то аллею, бесконечную с брежжущим вдали неверными огнями, иногда нас обгоняют крестьяне, причем их фонари подобны светлякам. Мрак, мрак, и мрак.
А вот и опять дождь… Когда, наконец, потеряв надежду, измокшие, безучастные, падающие в канавы, мы попадаем сначала в длинную аллею храма, где дышат покоем и мраком могилы, где каменные фонари вытянулись но сторонам оттуда упадёт иногда луч света, туманный и мокрый, осветит нити седой паутины ствол многообхватный тысячелетнего дерева, уходящий своими ветвями в темноту. Вот туманные очертания пустынных храмов, каких то ворот; ступени лестниц блестят в неверном свете сквозь седую черноту ночи…
Вспоминая как вчера мы были мокры до нитки и грязны до «борова».
Д. Бурлюк.
Йокогама. Япония. 1921 г.
Объяснение японских слов: Мусме – девочка. Гета – деревян. обувь (подставки). Ньюбай – дождливый период (Июнь, Июль). Готемба – ж. д. станция. Годюното – пяти этажная башня. Сунье – вид шапки из рис. соломы. Бута – свинья. Фуро – баня. Хибач – очаг.
На вершинах все световые эффекты более заметны. Кажется, что земля стала маленькой, что она эта вот вершина горы под ногами. Предрассветный сумрак слабо уступает напору света, идущего откуда то снизу. На камнях лежит иней, от земли подымается смрад десятков тысяч людей, перебывавших здесь, они складывают столбики из лавы, они и обрывки обуви, вот все что остается от посещения горы людьми. За сутки пребывания на вершине я видел всего двух европейцев. Десять часов утра мы обошли кратер на что требуется около двух часов, побывав на Кенгамине (12,390 фут) – чтобы удостовериться, что восточный склон Фузи-ямы имеет температуру почвы еще довольно горячую, она излучает легкий пар; побывали на снегу на склоне кратера; а с вершины видели восток, юг и запад открытыми от облаков, давшими нам захватывающие панорамы долин, горных высей, где дымится действующая Асама и ощущение полета над обширным пространством лесов и полян, видным далеко внизу. Сделав несколько этюдов на вершине и попав в качестве матерьяла на пластинку корреспондентов газет я, с моими друзьями, покидаю заоблачные выси, где все время не хватает с непривычки густого воздуха, в носу ощущение тонкости кожи, могущей прорваться под напором крови.
В два часа дня, начинаем спускаться. Все вовремя! даже на вершине водворилась скверная погода, солнце исчезло, лазури нет помину, моросит холодный дождь. Пустынный откос все вниз, вниз… Ноги без конца скользят в рыхлом, не марающем туфе. Уже и вечереет, а мы только что вступили в полосу леса, ночь застает нас на неведомых, даже для проводника путях, мы спускаемся по направлению к Иошиде. До нее остается около восьми верст, а между тем так темно, что не видно друг друга. Ноги наши стерты, у иных башмаки разорваны. Мы блуждаем в темноте, чтобы попасть наконец в какую-то аллею, бесконечную с брежжущим вдали неверными огнями, иногда нас обгоняют крестьяне, причем их фонари подобны светлякам. Мрак, мрак, и мрак.
* * *
Вверху ни звезд, но сторонам ни дома, ни строения, дойдем ли мы когда нибудь! В этой усталости, в своеобразном блуждании чуть не на удачу в мягком бархате темноты своя неизъяснимая сладость.А вот и опять дождь… Когда, наконец, потеряв надежду, измокшие, безучастные, падающие в канавы, мы попадаем сначала в длинную аллею храма, где дышат покоем и мраком могилы, где каменные фонари вытянулись но сторонам оттуда упадёт иногда луч света, туманный и мокрый, осветит нити седой паутины ствол многообхватный тысячелетнего дерева, уходящий своими ветвями в темноту. Вот туманные очертания пустынных храмов, каких то ворот; ступени лестниц блестят в неверном свете сквозь седую черноту ночи…
* * *
Что и говорить может быть японские инженеры построят на Фузи подъемник (это задача, достойная их), может быть пустынные склоны и леса Фузи будут со временем использованы японскими земледельцами и скотоводами, но приятно знать, что в людском муравейнике густо населенной страны и теперь еще есть такие пустынные места. Приятно вспомнить, после трудной экскурсии и смертельной усталости, благоустроенный сон в гостинице Иошиды, где раньше чем впустить в 9 часов вечера второго августа, нас у входа раздели до нитки, вымыв нам ноги, а затем отправили в горячую ванну; утром горничные черноглазые мусмэ напевали, думая что я не понимаю, песенку:«Бута, бута, бута»…
Объяснение японских слов: Мусме – девочка. Гета – деревян. обувь (подставки). Ньюбай – дождливый период (Июнь, Июль). Готемба – ж. д. станция. Годюното – пяти этажная башня. Сунье – вид шапки из рис. соломы. Бута – свинья. Фуро – баня. Хибач – очаг.