Литвек - электронная библиотека >> Иван Васильевич Парфентьев и др. >> Советский детектив и др. >> Антология советского детектива-32. Компиляция. Книги 1-20 >> страница 3

Я признаю полное поражение.

- На сегодня, к сожалению, все. - Он разводит руками. Добавить мне нечего. Остальное завтра - после вскрытия.

Последние его слова перекрывает дребезжащий удар гонга, за которым следует объявление об отправлении поезда.

Состав плавно трогается.

Вместе с сержантом из дорожного отдела милиции мы прыгаем на подножку пятого вагона.

Двадцать три часа пятьдесят минут

--------------------------------

Гаврилыч - проводник пятого вагона - сидит напротив меня и разливает свежезаваренный чай.

Мы молчим уже несколько минут. Мне необходимо собраться с мыслями и привести в систему противоречивые данные, собранные за время стоянки.

Итак, первое: смерть Виталия Рубина наступила не позже двадцати двух часов. Это установлено.

Второе: труп обнаружен в двадцать три часа, то есть спустя час после смерти. Обнаружили его двое, с разницей, по их словам, в пределах минуты. Возможно, часы Янкунса отстают? На целый час? Но даже если это действительно так, часы Жохова не могут отставать тоже ровно на час. Да и сообщение о случившемся поступило в милицию сразу после одиннадцати.

Третье: смерть наступила мгновенно. Однако на вещах Рубина, на подушке, простыне и наволочке следы крови.

Четвертое: и Жохов, и Янкунс, обнаружившие труп, утверждают, что непосредственно перед этим слышали шум. Эта версия не выдерживает никакой критики.

Кровь на полу под трупом свидетельствует, что покойник лежал там с двадцати двух часов.

Но если Рубин не падал с полки в двадцать три часа, то какой шум могли слышать Янкунс и Жохов?

Если Станислав Иванович ослышался - зачем тогда он заходил в восьмое купе? В то же время, если Янкунс, в самом деле, спал, то почему он не проснулся в десять, почему не дал знать о случившемся несчастье?

И главное: кто рылся в чемодане и постели погибшего? Что там искали? Из протокола осмотра видно, что ничего особенного, заслуживающего внимания, среди вещей покойного нет. Может, потому и нет, что кто-то успел взять?

- Гаврилыч, - спрашиваю я, отхлебывая обжигающую пахучую жидкость, - а что, все ваши пассажиры сели одновременно на одной станции?

- Да, как сели вместе, так и едут: от конечной до конечной.

- Постарайтесь вспомнить, что происходило в вагоне с десяти до одиннадцати.

Общительный и контактный Гаврилыч как-то сразу скучнеет, теряет интерес к разговору.

- А ничего особенного не происходило. Кто чай пил, кто спал, кто что...

- Так и запишем в протокол?

- Протокол, протокол, чуть чего - протокол. Я и так расскажу, скрывать мне нечего... Видно, скучно им было, пассажирам-то. Так они карты затеяли. Я им замечание сделал, раз-другой, а им - как с гуся вода.

- Ну вот, а говорите, ничего. Кто же играл в карты?

- Да все и играли.

- Где играли?

- В восьмом купе. До девяти резались. Ну да, до девяти, а потом разошлись.

- Виталий Рубин тоже играл?

- Это который того? - Проводник хмыкает. - А как же. Без него не обошлось. И парень этот, как его? Эрих, сосед, тоже, значит, там был. И грузин из четвертого, и муж дамочки из седьмого - фамилии, извините, не знаю - лысый такой.

- Жохов?

- Во-во, Жохов. Они вместе с Эрихом и пассажиром из пятого купе после карт в ресторан пошли ужинать.

- А остальные?

- Остальные по местам разошлись, куда ж тут еще денешься. У нас ведь не погуляешь, тесно.

- И когда эти трое вернулись из ресторана?

- Поздненько. - Гаврилыч пожевал губами, вспоминая. Около одиннадцати. Как раз перед тем, как бедолагу этого, Рубина, значит, обнаружили.

- Давайте посчитаем, кто оставался в вагоне с девяти до одиннадцати, - предлагаю я и начинаю перечислять: - Рубин Виталий - раз, Тенгиз из четвертого купе- два Кто еще?

- Жена этого лысого, - подсказывает Гаврилыч.

- Жохова - три. Еще?

- Ну и Родион. Вообще-то, билет у него в седьмое купе был, но он с самого начала попросил меня перевести его в свободное: неудобно, мол, с супругами, зачем мешать. А мне что - жалко? Если есть свободные места, я не против, пожалуйста. Открыл ему второе купе, постель выдал, там он и лег.

- Давайте-ка еще разок, что-то я совсем запутался. Значит, во втором купе едет Родион. В четвертом Тенгиз. В пятом - кто?

- Не знаю, как его кличут. Тихий такой. Он в ресторан вместе с лысым и Эрихом ушел. В девять.

- Так, дальше. В седьмом - муж и жена Жоховы, продолжаю я. - В восьмом - Эрих и Рубин. Правильно?

- Правильно. Больше никого. Посторонних в вагоне с самого отправления не было, только свои.

Я допиваю остатки чая и прошу проводника позвать ко мне Эриха Янкунса...

Ноль часов семь минут

--------------------

В дверном проеме появляется Эрих. Некоторое время мы молча смотрим друг на друга, затем я приглашаю его войти.

- Проходите, Эрих, садитесь. Расскажите, пожалуйста, чем вы занимались между девятью и одиннадцатью часами.

- Спал, как все нормальные люди, - отвечает он с вызовом, давая понять, что беседа в столь поздний час не доставляет ему удовольствия.

Что ж, мне тоже.

- Если я вас правильно понял, вы легли в девять и спали все это время?

- Не совсем так.

- Уточните.

- До девяти мы играли в преферанс. Вас это тоже интересует? Могу рассказать о ходе игры.

- Пока в этом нет необходимости, - говорю я и, чтобы он не обольщался, повторяю: - Пока нет. Когда вы сели за карты?

Кажется, он сообразил, что от него требуется.

- Хорошо, я скажу. Сели мы в шесть. Играл Тенгиз, вы его видели. Играл еще Лисневский...

- Как зовут Лисневского, не знаете?

- Как будто Родион, но я не уверен.

- Продолжайте.

- Играл Виталии Рубин и я. В начале десятого закончили. Я вместе с Квасковым...

- Кто такой Квасков? - вновь перебиваю я.

- Он из пятого купе.

- Так. И что же вы сделали вместе с Квасковым?

- Пошли в вагон ресторан ужинать. Вместе с нами пошел Жохов. Около десяти я ушел, а они остались. У себя в купе я лег спать. Остальное вы знаете: услышал шум, проснулся увидел на полу Рубина.

- Когда вы вернулись из ресторана он был еще жив?

Задавая вопрос, я не рассчитывал застать собеседника врасплох, но он опустил голову пробормотал что-то на не знакомом мне языке, потом, запинаясь ответил.

- Я не знаю я не знаю жив он был или нет... нет...

- Он лежал неподвижно?

- Не знаю.

- Но он находился в купе?

- Там было темно.

- А свет? Вы что не включали свет?

Он отрицательно мотнул головой.

- Стало быть вы хотите сказать, что после возвращения из вагона-ресторана вы не видели Рубина?

- Я думал, что он спит на верхней полке.

Оригинально пассажир раскладывает постель на нижней полке, а спать ложится на голой верхней? Но самое интересное