- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (15) »
Наташа увидала грозди сочного винограда. Она ела ягоды, пока снова не превратилась в Захарьича…
Наташа проснулась под утро, когда сероватый свет заполнил комнату. Горячая, мокрая от слёз подушка напоминала о ночных страданиях. Теперь же Наташа была не то что бы спокойна — просто безразлична. Просто лежать, ничего не делать и ни о чём не думать — вот чего ей хотелось.
«Что за сон снился мне? — лениво подумала она. — Какой-то виноград, ещё какие-то глупости…» Возможно, в нём заключалась разгадка, — и Наташа взяла с прикроватного столика книжку Мартына Задеки, старую и зачитанную до дыр.
«Виноград есть — получить руку любимого», — прочла она, найдя наконец нужную страницу.
Ответа она не нашла. Сейчас было не до свадьбы, да и жених остался в Гродненской губернии.
II.
— Nathalie, ma chérie[2]! — говорила Наташе невестка спустя неделю после рокового дня. — Это просто ужасно! Наташа не отвечала. Она тщилась не думать о смерти отца и вести себя, будто ничего не произошло. Так, верно, будет проще перенести потерю. Только каждый знакомый норовил приехать к ней с визитом — за дюжину дней, что Наташа с отцом провели в Смоленске, знакомств появилось предостаточно, да и многие старые знакомцы тоже приехали сюда, — и сказать какую-нибудь избитую фразу. «Все мы под Богом ходим», «Бог дал — Бог и взял» — все эти слова непрестанно напоминали ей о случившемся. Тошно было слушать невестку, которая всё не замолкала — как надоедливый надтреснутый колокольчик в ямщицкой повозке. — Ничто не может быть хуже, вы так не думаете? — Да-да, конечно, — поспешила согласиться Наташа. Она смотрела мимо гостьи, на картину, — кажется, изображение Юдифи с головою Олоферна, — и накручивала на палец кончик косы. — Он не писал к вам? — Кто? — Votre frére[3], кто же ещё! Наташа отнюдь не думала о брате, — по меньшей мере, последнее время. Он служил в Ахтырском полку и, должно быть, участвовал в этой войне. Он и прежде редко отправлял им письма, а когда письмо всё же приходило, в конверте обнаруживали даже не осьмушку — одну шестнадцатую бумаги. Теперь же, когда, говорят, почта задерживается, рассчитывать на какие бы то ни было известия и вовсе не приходилось. Наташа молча качнула головой. — Ужасно! — повторила невестка, поправляя перья на розовом берете. — Мне он пишет о таких страстях, что я не знаю, что и думать. Наташа прижала разом похолодевшие ладони к вискам; лицо, и без того бледное, сделалось ещё белее. Ранен? В плену? Убит? Господи, неужели на этом свете никому не суждено прожить долго? — Что с ним? — Наташа взглянула в лицо свойственнице, и яркий румянец показался ей чересчур уж ярким. — С ним? — переспросила невестка и улыбнулась. — Да ничего особенного… Слышали вы о русском Сцеволе? Наташа вздохнула: Сцевола, будь он трижды героем или страдальцем, совершенно не интересовал её. «Притворяться — сущее мучение!» — подумала она, а вслух — должна же хозяйка поддерживать беседу — сказала: — Как ни странно, нет. — Помилуйте! Только о нём и говорят! И она принялась рассказывать о крестьянине, которого взяли в плен французы, заставили присягнуть Бонапарте, а он — «Подумать только!» — отрубил себе руку топором. Наташу передёрнуло. Действительно, брат писал о невообразимых страстях — а невестка передавала их точно обыкновенный анекдот. Пожалуй, это было похуже отрубленной руки… — А знаете вы о князьях Новгородских? — Что-то знакомое. Наташа впервые слышала эту фамилию, но надеялась избегнуть рассказа о них. Пятнадцать минут, самое меньшее время, отведённое под визит, подходили к концу; и, надеялась Наташа, если гостье будет нечего рассказать, она уедет восвояси. — Так вот, у них было четыре сына — и всех убили! Право, жалко, что вы не знакомы с ними: приятное семейство, и партия была бы отличная. В комнату вошёл казачок, прервав слишком затянувшуюся беседу. Не важно, какие принёс он вести — главное, что наконец-то прекратился этот докучливый разговор. — Вам, барышня, письмо. — Он протянул Наташе поднос с конвертом. — D’amour?[4] — спросила невестка, искоса поглядывая на то, как Наташа ломает печать. — Ну, ma bonne amie[5], прощайте: не буду вам мешать. — До встречи, — безучастно ответила Наташа уходящей гостье. Письмо было от брата, и снова делалось тревожно на душе.«Июня 10 дня. Любезные батюшка и сестрица, — писал он. — Пишу нынче к вам и не знаю, о чём писать. Я мог бы, пожалуй, поведать вам о природе, меня окружающей; она и вправду хороша. Но теперь меня занимают только слухи о происках врагов наших. Недаром, говорят, в прошлом году видали комету, — не к добру! Всё — я говорю о полку — трепещет потревоженным муравейником, и не сегодня-завтра быть походу. Я не верю, конечно, чтоб он затянулся. Но всё может статься, и потому — прощайте!Анатоль.
P. S. Западные рубежи наши — место незащищённое. Уезжайте как можно скорее в Лохматые Горы».Наташа перечла письмо. Всё в нём было понятно, но каждую строчку — каждую букву — хотелось читать опять и опять. Неровные, пляшущие буквы напоминали ей Анатоля. Они никогда не были особо дружны с братом, старшим её на шесть лет. Он часто подтрунивал над ней, а она — какой же глупой она была тогда, если не умела ценить спокойного счастья! — обижалась. Но он оставался единственным близким человеком, и только он мог поддержать её — пусть даже не физически, а лишь морально, да и то не самим собою, а образом-воспоминанием. Смысл письма ускользал от неё. Постскриптум казался ей странным, — вот всё, что поняла Наташа. Лохматые Горы были имением в Московской губернии, и ехать в такую даль она не собиралась: Смоленск довольно защищён, — Наташа видала толстые стены кремля, — с неё хватит путешествий! Где-то на улице грохнуло. Наташа подбежала к окну. Ливень, молнии, ветер — разгул стихии ожидала она увидеть, а увидала лазоревое небо, на котором сверкали золочёные маковки собора. Грохнуло ещё раз — громче и, видимо, ближе. На горизонте взвилась тонкая струйка дыма, показались языки пламени. Раздался новый удар — совсем рядом; задрожало стекло, в соседней улице занялся огонь. «Бежать», — промелькнуло в голове, но страх сковал тело, и Наташа не могла ступить и шага. — Барышня, худо дело! — крикнул Захарьич, вбегая в комнату. — Собраться не успеем, француз прёт! Наташа кивнула. — Что же вы молчите? Что прикажете делать-то? — Что делать? — переспросила она, едва осознавая происходящее. Та же пустота — и ужас —
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (15) »