Завоевавшие небо аэропланы были особенно поразительны и эффекты!
До отрезвляющего ужаса Первой мировой войны оставалось ещё четыре года. Четыре года человечество ещё могло упиваться безудержным техническим прогрессом, почти не задумываясь о его обратной, пугающей стороне.
Любопытно, что первыми эту пугающую сторону авиации почувствовали лучшие творцы Серебряного века. В том же 1910 г. Александр Блок уже создал пророческие строки:
«Аэроплан как органическая необходимость…»
Однако на заре прошлого века при взгляде в небо ещё преобладали самые оптимистические настроения. Основоположник русского футуризма Велимир Хлебников развлекался тем, что составлял славянские аналоги авиационных терминов. Например, авиатор у него становился «летайлом» или «улетуном», аэродром — «леталищем», а праздник авиации — «летинами». Менее известный широкой публике поэт-футурист Василий Каменский не только сам стал лётчиком (в 1911 г. учился искусству полёта у знаменитого пионера отечественной авиации Харитона Славороссова), но и создал целую теорию эволюции человечества под воздействие авиации.
Поэт-футурист Василий Васильевич Каменский (1884–1961)
Согласно мнению футуриста Каменского за первые два века существования авиации люди в совершенстве овладеют полётом, и через 200 лет «каждый человек со дня рождения будет иметь свой аэроплан как органическую необходимость». Спустя же полтысячелетия такой эволюции аэроплан как отдельная машина исчезнет — люди силой науки превратятся в «человеко-птиц с большими белыми крыльями», мир станет подобием рая, человек в полёте познает смысл бытия. Но через тысячелетия, «в силу естественного перерождения», человеко-птицы выродятся в обыкновенных птиц, а глубоко внизу, на покинутой человечеством Земле «среди обезьян появится одна, похожая на человека, которую впоследствии назовут Адамом» — и с этого момента эволюционный цикл начнется вновь, с самого начала. Автор этой замечательной фантазии, потеряв из-за болезни обе ноги, уже в советское время стал другом знаменитого лётчика-рекордсмена Валерия Чкалова.
Но эпоха Чкалова это уже молодость авиации, вернёмся пока в её детство. На заре своего существования воздухоплавание порождало немало странных противоречий в общественных мнениях и вкусах. Так во Франции в конце XVIII в. первая попытка покатать на воздушном шаре женщину закончилась скандалом и вызовом полиции. «Монгольфьерами» увлекались, их полеты одобряли — но даму в воздухе сочли нарушением всех норм приличий.
Спустя век похожая ситуация сложилась и для аэропланов. Авиацией интересовались и восхищались, пилотов почти боготворили, но… Но для солидной публики участвовать в полетах считалось не то чтоб запретным, но совершенно не comme il faut — предосудительным «не комильфо».
Георгий Шавельский, последний протопресвитер Русской императорской армии, т. е. глава всего армейского духовенства, в 1911 г. совершил полёт на аэроплане. Вероятно, это был первый в истории полёт православного священника — и он вызвал весьма неоднозначную реакцию. Заметная часть общества осудила полёт священника, как нечто неуместное. Среди осуждающих были даже профессора академии Генерального штаба, вполне положительно относившиеся собственно к авиации.
Георгий Иванович Шавельский (1871–1951)
«Этот полет не дешево обошелся мне, — вспоминал позднее сам протопресвитер, — Когда весть о нем донеслась до Петербурга, там мой поступок вызвал массу разговоров. Началась настоящая травля меня, в которой приняли участие некоторые газеты и очень сановные лица…»
Когда священник пожаловался царю, то Николай II ответил: «Не могу похвалить вас. Есть такие вещи, которые просто не идут к лицу. Представьте, что например, я полетел бы на аэроплане…» При этом последний русский монарх не был чужд авиации, присутствовал на полётах, не раз общался с пилотами и награждал их — но, как видим, считал полёты почтенных персон предосудительной забавой.
Александр Куприн, один из лучших писателей Серебряного века, поднялся в воздух на аэроплане в качестве пассажира осенью 1910 г. Вылет едва не завершился катастрофой и литератор описал личный опыт в рассказе «Мой полёт».
Изнутри небесное путешествие оказалось не очень-то романтичным. Странная машина, в которую едва можно втиснуться. «Садиться было довольно трудно. Нужно было не зацепить ногами за проволоки и не наступить на какие-то деревяшки…» — описывает Куприн. Неудобное «детское креслице» для пассажира.
«Затем ощущение быстрого движения по земле — и страх! Я чувствую, как аппарат, точно живой, поднимается на несколько метров над землей, и опять падает на землю, и катится по ней, и опять подымается. Эти секунды были самые неприятные в моем случайном путешествии по воздуху» — вспоминает Куприн первые секунды. Пилот по словам писателя буквально «насилует свою машину, заставляет ее подняться вверх…»
Пилотом, с которым летал Куприн был Иван Михайлович Заикин (1880–1948), кстати, не только один из первых русских авиаторов, но и прославленный борец той эпохи, ученик знаменитого Ивана Поддубного…
И вот наконец полёт: «Встречный воздух подымает нас, точно систему игрушечного змея. Мне кажется, что мы не двигаемся, а под нами бегут назад трибуны, каменные стены, зеленеющие поля, деревья, фабричные трубы. Гляжу вниз — все кажется таким смешным и маленьким…»
Недолгие минуты над землёй. «Правую ногу мою свела вдруг судорога от неудобного положения…» — и эта судорога едва не затмила писателю впечатления от пребывания в небе. «Всё это происходило будто в сказке, — пишет Куприн, — было какое-то забвение времени, опасности, ценности собственной жизни, было какое-то странное равнодушие. Повторяю, что страх был только тогда, когда мы с трудом отдирались от земли…»
Писатель завершает свой рассказ о полёте 1910 г. кратким, но до предела ёмким резюме: «Что касается меня — я больше на аэроплане не полечу!..» В наши дни, спустя 111 лет, авиация на планете Земля ежегодно перевозит более четырёх миллиардов пассажиров. Сегодня авиация это просто часть нашего быта.
Иль отравил твой мозг несчастный
Грядущих войн ужасный вид:
Ночной летун, во мгле ненастной
Земле несущий динамит?
Поэт-футурист Василий Васильевич Каменский (1884–1961)
Согласно мнению футуриста Каменского за первые два века существования авиации люди в совершенстве овладеют полётом, и через 200 лет «каждый человек со дня рождения будет иметь свой аэроплан как органическую необходимость». Спустя же полтысячелетия такой эволюции аэроплан как отдельная машина исчезнет — люди силой науки превратятся в «человеко-птиц с большими белыми крыльями», мир станет подобием рая, человек в полёте познает смысл бытия. Но через тысячелетия, «в силу естественного перерождения», человеко-птицы выродятся в обыкновенных птиц, а глубоко внизу, на покинутой человечеством Земле «среди обезьян появится одна, похожая на человека, которую впоследствии назовут Адамом» — и с этого момента эволюционный цикл начнется вновь, с самого начала. Автор этой замечательной фантазии, потеряв из-за болезни обе ноги, уже в советское время стал другом знаменитого лётчика-рекордсмена Валерия Чкалова.
Но эпоха Чкалова это уже молодость авиации, вернёмся пока в её детство. На заре своего существования воздухоплавание порождало немало странных противоречий в общественных мнениях и вкусах. Так во Франции в конце XVIII в. первая попытка покатать на воздушном шаре женщину закончилась скандалом и вызовом полиции. «Монгольфьерами» увлекались, их полеты одобряли — но даму в воздухе сочли нарушением всех норм приличий.
Спустя век похожая ситуация сложилась и для аэропланов. Авиацией интересовались и восхищались, пилотов почти боготворили, но… Но для солидной публики участвовать в полетах считалось не то чтоб запретным, но совершенно не comme il faut — предосудительным «не комильфо».
Георгий Шавельский, последний протопресвитер Русской императорской армии, т. е. глава всего армейского духовенства, в 1911 г. совершил полёт на аэроплане. Вероятно, это был первый в истории полёт православного священника — и он вызвал весьма неоднозначную реакцию. Заметная часть общества осудила полёт священника, как нечто неуместное. Среди осуждающих были даже профессора академии Генерального штаба, вполне положительно относившиеся собственно к авиации.
Георгий Иванович Шавельский (1871–1951)
«Этот полет не дешево обошелся мне, — вспоминал позднее сам протопресвитер, — Когда весть о нем донеслась до Петербурга, там мой поступок вызвал массу разговоров. Началась настоящая травля меня, в которой приняли участие некоторые газеты и очень сановные лица…»
Когда священник пожаловался царю, то Николай II ответил: «Не могу похвалить вас. Есть такие вещи, которые просто не идут к лицу. Представьте, что например, я полетел бы на аэроплане…» При этом последний русский монарх не был чужд авиации, присутствовал на полётах, не раз общался с пилотами и награждал их — но, как видим, считал полёты почтенных персон предосудительной забавой.
Александр Куприн, один из лучших писателей Серебряного века, поднялся в воздух на аэроплане в качестве пассажира осенью 1910 г. Вылет едва не завершился катастрофой и литератор описал личный опыт в рассказе «Мой полёт».
Изнутри небесное путешествие оказалось не очень-то романтичным. Странная машина, в которую едва можно втиснуться. «Садиться было довольно трудно. Нужно было не зацепить ногами за проволоки и не наступить на какие-то деревяшки…» — описывает Куприн. Неудобное «детское креслице» для пассажира.
«Затем ощущение быстрого движения по земле — и страх! Я чувствую, как аппарат, точно живой, поднимается на несколько метров над землей, и опять падает на землю, и катится по ней, и опять подымается. Эти секунды были самые неприятные в моем случайном путешествии по воздуху» — вспоминает Куприн первые секунды. Пилот по словам писателя буквально «насилует свою машину, заставляет ее подняться вверх…»
Пилотом, с которым летал Куприн был Иван Михайлович Заикин (1880–1948), кстати, не только один из первых русских авиаторов, но и прославленный борец той эпохи, ученик знаменитого Ивана Поддубного…
И вот наконец полёт: «Встречный воздух подымает нас, точно систему игрушечного змея. Мне кажется, что мы не двигаемся, а под нами бегут назад трибуны, каменные стены, зеленеющие поля, деревья, фабричные трубы. Гляжу вниз — все кажется таким смешным и маленьким…»
Недолгие минуты над землёй. «Правую ногу мою свела вдруг судорога от неудобного положения…» — и эта судорога едва не затмила писателю впечатления от пребывания в небе. «Всё это происходило будто в сказке, — пишет Куприн, — было какое-то забвение времени, опасности, ценности собственной жизни, было какое-то странное равнодушие. Повторяю, что страх был только тогда, когда мы с трудом отдирались от земли…»
Писатель завершает свой рассказ о полёте 1910 г. кратким, но до предела ёмким резюме: «Что касается меня — я больше на аэроплане не полечу!..» В наши дни, спустя 111 лет, авиация на планете Земля ежегодно перевозит более четырёх миллиардов пассажиров. Сегодня авиация это просто часть нашего быта.