Поступила! Неужели она поступила? Да, вот её фамилия в списках. Просто не верится…

     Цена, правда, уплачена дорогая. Дважды взрывался мочевой пузырь, дважды Ева горела со стыда — ярким пламенем. Тем обиднее было бы провалиться, а так она кому-то что-то доказала.

     Теперь самое время знакомиться с тем, куда ты поступила. И деканат этому очень даже способствует — списки-то не просто поступивших, а кто, когда и где отрабатывает. Так что знакомиться придётся принудительно и в первую очередь с изнанкой факультета, требующей неотложных хозработ, на которые абитуру и призывают.

     Ева работы не боялась, боялась другого — среди её со-трудников могли оказаться свидетели того её позора в кинотеатре. Лучше всего прикрыться Кирой, да и подружиться покрепче за общей-то работёнкой. Но и тут обломилось — хоть и недалеко стояли их фамилии в общем списке, но черта прошла как раз между ними — одной в первой половине августа ишачить, другой — во второй. Ну почему так не везёт? Почему не отработать всем и сразу, теряясь в общей толпе?

     Девочки этого не знают, но причина банальна: места в общежитии. В августе идёт приём документов на заочное, вечернее и коммерческое отделения, и вуз заманивает выгодную абитуру, селя в общагу, вроде бы как даже бесплатно, только поступай и плати. Поступившие дневники оказываются тут совсем некстати, но и послать их подальше, по домам отчим нельзя: рабочие руки нужны. Вот и селят их в общагу понемножку, то в одно время, то в другое.

     Плохо ещё то, что здешнегородные отбиваются от хозработ всяческими справками: и то им нельзя, и это доктор запретил. Один принёс даже справку о клептомании, врач обещал ему, что с таким диагнозом не возьмут никуда. Но когда просёк юмор, быстро сбегал и заменил на справку о хронической диарее — постоянном поносе то есть. Снова доктор с юмором, а пациент отдувайся. В третий раз не побежал, просто обещал вылечиться к началу учебного года.

     Провинциалы к городским врачам подходов не имели, отбиться никак не могли. Хорошо ещё, не весь август отобран, можно всё же домой съездить и доотдохнуть.

     Ева проводила Киру на вокзал, аж всплакнули девчонки, встретятся-то теперь только в сентябре. Посерёд августа одна приедет, другая уедет… Но оказалось, что работать в одно время не так уж и принципиально, так как по лабораториям распределяют поштучно.

     Руководители Еве достались хорошие, можно сказать, душевные. Пожилая лаборантка Прасковья Анисимовна и помоложе — Аркадия Васильевна. Пожилая всё время сидела в лаборатории, прямо жила её интересами, будто дома жила, дом же молодой откровенно находился в другом месте.

     Душевность не мешала загружать девочку работой под подбородок. Но когда чувствуешь, что делаешь нужное дело, работа не страшнее волка. К тому же нехитрая она. Помыть, почистить, привести в порядок, цветы полить. Плохо было, когда посылали куда-то ещё, приходилось общаться с людьми совсем менее душевными, грубыми порой, а Ева робкая, стеснительная, ей такие поручения не по нраву. Но не откажешься ведь.

     Вскоре её начали сажать пить чай, на равных сажали. Влилась в коллектив новоявленная студентка, пусть и крохотный такой. А за чаем как же без разговоров? Для того и заваривают его.

     — Ты, Ева, наверное, из провинции? — спросила как-то Прасковья Анисимовна. — Почему думаю? Скромна очень и одеваешься не сочти за упрёк, не по-городскому. Трудно тебе в сентябре будет, не засмеяли бы. Такое платьице я сама в молодости носила, дочка — наподобие, а вот на внучку уже не наденешь, ей топик подавай, джинсы.

     — Сами носили?

     — Да, представь себе. И не пойми неправильно: мне-то нравится, нов времена нынче другие. И тебе надо нравиться не старухе, а своим ровесникам. Что, совсем нет современного?

     Ева забоялась, что ей сейчас предложат деньги — одежду купить.

     — Нет, почему же, есть, — скорее сказала она. — Мне всё дома дали.

     — Так и носи сейчас, разнашивай. Почему не носишь? Обновляй, нам покажи, может, чего присоветуем. Я уж насмотрелась на современных-то, все моды знаю, все их слабые места. Если эти… как их… стринги, то чтоб буквой "Т" сзади из-под джинсов не торчали, ножницами их мальчишки режут.

     — Да ведь работаю же, не запачкать бы. Для работы и это хорошо.

     — Говорю тебе — обновляй, катай на себе. Халат же даём тебе — даём. И не так уж у нас и грязно.

     С последним утверждением можно было поспорить, но Ева не стала. Наоборот, на следующий день она явилась на работу с чемоданом и продемонстрировала женщинам свой гардероб.

     Прасковья Анисимовна критически оглядела каждую вещь:

     — Джинсы пока не надо, — решила она. — Из-под халата выглядывать будут, действительно, запачкаются ещё. Жёсткие, — помяла, — ужас, как молодёжь их носит, как стирает? Давай лучше вот эту юбочку.

     Эта была та самая юбка, которую ей пришлось снять тогда в кино. Конечно, она её выстирала и выгладила, но неприятный осадок на душе остался. Поэтому и носила платьице. Но не признаешься же.

     — А не коротка она? — забеспокоилась хозяйка.

     — Знала бы ты, чего сейчас девки носят! Не длинна оказалась бы, халат её прикроет. Ну-ка, надень. Да не стесняйся ты, тут женщины только, а дверь запрём.

     Ева подчинилась, ожидая, но не дождавшись замечаний по трусикам.

     — Ну вот и ладненько, — оглядела её Прасковья Анисимовна, по попке погладила, наклонилась, проверяя, откуда покажутся трусики. — Халат как раз поверх будет, и ты за недельку привыкнешь к короткому, если сейчас стесняешься. По глазам вижу.

     Вообще-то, стеснение шло не столько от высокого подола, сколько от того, что скинутое платьице оставило гололифчиковым верх. Хорошо хоть, дверь заперли.

     — А сверху ты можешь надеть вот этот топик. Посмотрим, как он на тебе.

     Они стояли друг против друга. Ева несмело подняла руки, но Прасковья Анисимовна как будто чего-то ждала.

     — Ну, давай, снимай личик, — потряхивала она в руках расправленный топик.

     — Как? —