Литвек - электронная библиотека >> Болеслава Варфоломеевна Кираева >> Рассказ и др. >> Случай в туалете (СИ) >> страница 2
жалобястых студенток с их курса (звали её за большой рот Жабой — за глаза, конечно). Верно, искала сочувствия, да только что ж людей от бытовых забот отвлекать! И Кира начала её отваживать, но не просто заслуженным "пошла вон!", а давала косвенно понять, какая же она дура. От таких намёков обычно линяют.


     Дело было в том, что на днях (стояла поздняя осень, когда снега ещё нет и кажется, что не так уж и холодно) Жаба с раннего утра почти до конца рабочего дня выстояла в длиннющей очереди. То ли в БТИ, то ли к нотариусу, то ли ещё к какому чиновнику, загоняют куда власти народ — этого никто не понял, а сама девица и не акцентировала. Главное, что она в этой очереди на ветру настрадалась, продулась, на что и жаловалась, прося сочувствия.


     Воспаление по-женски, заработанное Жабой на холоду, Еву сейчас не особенно интересовало, тем более, что сама она одевалась по погоде, капитально, если джинсы, то с высоким поясом… Бли-ин!


     Ведь какие-то десять минут назад она почти спокойно сидела на скамье в крутоярусной аудитории и старалась не смотреть в ряд ниже, где вся извертелась лёгкого поведения девица. Самое главное, что джинсики на ней были не просто низкие — нижайшие, как почтение ректору, а спинки скамеек не сплошные, сверху вниз проглядывался не просто верх попки, а вся попка вплоть до расщелинки — и без следов присутствия трусов. Впечатление такое, что открыла перед тобой девушка самое интимное, нежное, поёкивающее. А поскольку анальный интим — ни для кого не секрет, впечатление неприличного приглашения ещё более усугублялось.


     Ева почему старалась не смотреть — попка у неё, в принципе, такая же, и развязная девица, разнагишившись в этом месте, выдала не только свою тайну, но и всех своих однокурсниц… да чего там, всех девушек мира. Конечно, кое-кто из них (многие, вообще-то) с парнями уже встречались накоротке. Но когда девушка раздевается перед одним парнем, он меньше всего думает о том, что у других тело тоже так устроено, ему вот эта вот важна, здесь и сейчас. На людях — не то. Одетые женщины похожи на женщин с закрытыми ртами, пытающихся сохранить какой-то секрет. А одна хотя бы развязала язык — и всё.


     Но сейчас Ева иначе думала о тех нижайших джинсах, что чудом не сваливаются с таза, каких-то узких, мальчишеских. Ей бы такие! Прижав брючины попеременно ногами, втянув живот и извернувшись, отказавшись добровольно от чуда удержания на бёдрах, она могла бы выскочить из брюк и спустить их пониже. Да, оставались бы трусы, но их, в крайнем случае, можно было и намочить, а потом выжать или вообще снять и совершить торопливую прогулку в сухих джинсах на голое тело. Верхняя одежда сухой бы осталась — вот что главное! Да, может, и трусы бы спаслись, её бы не стали держать дольше, ибо это теряло смысл.


     Хотя, не исключено, под такими джинсами трусов вообще не бывает. Тогда вообще лафа!


     Но на ней — джинсы честные, высокие, до талии, пояс перехватывает тело в самом узком месте. Ни за что не спадут, и стащить непросто. Вот и плохо! В смысле — сейчас.


     У Жабы тогда джинсы были посерёдке — высокие она не носила, потому что не выносила, а нижайшие не рискнула надеть, имея печальный опыт объяснения в очередях с женщинами среднего-пожилого возраста. Они, не в пример Еве, не отводят взор, а норовят отчитать пусть и незнакомую, но голопопую девицу по первое число. А к пупкам наружу вроде все уже привыкли.


     Впрочем, не исключено, что Жаба спросонок взяла первую попавшуюся под руку одежду, не думая о холоде.


     Как же красочно она плела о своих страданиях, своей маяте с переполнившимся мочевым пузырём! Нет, нет, не думать об этом! Особенно не думать о том, как подробно она описывала процесс сдачи, как первая капля выскочила, да как вторая струйка брызнула, да как по ногам текло и сразу же холодело. От этого самой описаться невероятным не кажется, раз Жаба выжила, со стыда не сгорела. Вспоминаю только слова Киры, только монолог подружки моей.


     Припомнить уверенный тон, с которым та говорила, — уже самой уверенности набраться, успокоиться.


     Жаба, наверное, искала сочувствия у Киры, как любительницы обнажения, может, и ей такое доведывалось терпеть. Но она не учла, что Евина лучшая подружка не только не боялась раздеваться — она, более того, не боялась и одеться потеплее, когда ложно понятая мода заставляет всех остальных, как дур, жить вчерашним теплом.


     Хорошо бы вспомнить весь монолог, да чего там — надо было его по свежим слухам записать. Но некогда. Ещё, чего доброго, расслаблюсь, припоминая. Слова о том, что в холод надо поясницу закрывать, посерёдке просветов не делать, почки и придатки беречь, пропускаем. Когда же она заговорила о мочевом пузыре? А-а, вот когда.


     — Значит, говоришь, зажималась, не знаю как? Весь живот разом напрягала, да? А позволь спросить — зачем? Ты же не газы сдерживала, которые сжимаемы, дави их со всех сторон и держи. Моча, как жидкость, несжимаема! Хоть ты лопни, а объём не уменьшишь. Только силы терять будешь, изнемогать. Чего? Нет, сфинктер нужно зажать, конечно, я не говорю. Но весь-то живот зачем? Чтобы моче некуда было идти, что ли? А ты знаешь, какое давление надо приложить, чтобы остановить поток? Это же — ОСМОС! Почки скорее лопнут. Нет, ты животик сверху расслабь, распусти, освободи местечко, куда пузырику расширяться. Трудно? Я и не говорю, что легко, тренироваться надо было. Но уж если припекло, учись с ходу. Пузырики у всех у нас безразмерные, если волю дать, то и до пупка могут подняться, вспучиться, и на несколько пальцев выше даже. Только мало кто умеет волю им давать. Джинсы на тебе были низкие, значит, затянуты на тазу, животе туже некуда, чтобы не спали. И так туго, а ты ещё весь живот напрягала! Нет, ты пригласи свой пузырик вверх расти, только бы ему выбраться за пояс, а тут голая кожа, ничем не стеснённая, и мышцы расслаблены. Вот где раздолье-то ему! Представь мысленно гриб на тонкой ножке и с большой шляпкой, так и расти свой мочевик. А сфинктер зажимай, зажимай, это надо.


     Ну и что, что видно? На тебе куртка что, короткая была? Ну, ты и даёшь! Но даже так — толстенькая девушка, может, беременная даже. Кстати, о беременности. Если матка может раздать живот не знай как, то что мочевому пузырю мешает? Подумала бы об этом. А если и догадается кто — что, мокрой сподручнее в очереди стоять? Клитор не высунулся — и ладно.